– Мне кажется, балет ты зря бросила, – сказал Джек, – у тебя хорошо получалось. И фигура для этого подходящая.
После верховой езды балет стал последним и самым продолжительным увлечением Грэйс. Она отказалась от занятий несколько лет назад и решительно заявила, что отныне всё время будет посвящать учёбе и домашним делам. На этом эксперименты и закончились.
– Ты прав, наверное. – Грэйс почесала кончик носа. – Просто однажды я почувствовала, что музыка намного сильнее, а я своими неуклюжими движениями не могу передать и малой части её волшебства. Приятнее, закрыв глаза, слушать… и представлять себе всё, что захочется. В мыслях можно парить над городом, танцевать на крышах в лучах заходящего солнца и, не переводя дыхания, сделать больше тридцати двух фуэте.
– Ты чересчур часто пропадаешь в мечтах, – заметил Джек без всякого упрёка.
– Наверное, реальности мне недостаточно.
– А я желаю иногда, чтобы реальности стало поменьше. Кстати, я только что понял, как готов провести остаток жизни: хочу крепкими корнями врасти в эту скамейку и лежать здесь, смотреть на звёзды сквозь ветки клёна и чувствовать на лбу твои руки.
На миг Грэйс замерла в нерешительности.
– Мне кажется, что ты способен на большее, – ответила она медленно, подбирая каждое слово. – И если бы ты сумел разглядеть себя таким, каким я тебя вижу…
Позабыв о намерении лежать вечно, Джек резко сел, придвинулся к Грэйс вплотную и уставился на её зарумянившиеся щёки.
– И какой я? – спросил он требовательно.
– Ты хороший друг, преданный и смелый, ты внимательный, – перечислила Грэйс и вдруг добавила храбро: – А ещё ты красивый.
Румянец смущения на её щеках сменился бледностью.
– Я эгоистичная свинья, – поспешил разочаровать её Джек, – я, между прочим, знал, что у тебя сегодня свидание, и намеренно его испортил.
– В самом деле? – Грэйс машинально поправила волосы, проверяя, не видны ли её уши.
– Да. С неким Теодором Уолшем. Стыдно ли мне? Ничуть! Я рад, что нарушил твои планы.
– Почему?
– Потому что он тебе не подходит, – сообщил Джек категорично, – крайне неприятный тип. Ты видела, какой у него подбородок? Да под ним несколько детей могут спрятаться от дождя! Поверь, он тебя недостоин.
– А кто достоин? Может быть, ты?
Она постаралась произнести это ненавязчиво, придать словам оттенок дружеской шутки, но Джек физически ощутил их вес.
– Только не я, – ответил он с нервным смешком. – Я недостоин даже твоего общества в этот вечер. Но почему-то ты выбрала меня.
– Я всегда выберу тебя, Джек.
Уже совсем стемнело, и ночные светила захватили власть на небе. Джек отметил, как лучисто звёзды отражаются в её глазах, и почти подошёл к тому самому краю, у которого принято произносить подобные пошлости.
– Я хочу поцеловать тебя. – Джек думал об этом последние минуты четыре и вот сказал вслух. Эх, нужно было думать громче, представлять выразительнее – тогда Грэйс продолжила бы ровно дышать. Она неестественно вытянулась и замерла каменным изваянием.
– Ладно. – Совладав с шейными позвонками, Грэйс кивнула.
Наверное, наркоман, который уже год находится в завязке и под воздействием внешних факторов начинает задумываться о губительной дозе, не так яростно приказывает себе остановиться. Джек положил руку на плечо Грэйс и легко сжал напряжённые мышцы, желая, чтобы она расслабилась и не боялась, чтобы вела себя раскованнее и тем самым разделила с ним хотя бы малую часть ответственности.
У часов над входом в университет не было секундной стрелки, но Джек почему-то услышал тиканье. Под навязчивый звук он преодолел последние дюймы до точки невозврата. Первый поцелуй – переваренная, слипшаяся каша из смущения с комками неловкости и крупицами стыда вместо сахара.
– Ты пахнешь мятой, – сказал Джек чуть погодя. Он размяк, почти освоился и уже без всякой робости поглаживал её спину через тонкую ткань платья.
Грэйс хихикнула.
– Это зубная паста, я ведь собиралась на свидание. А ты пахнешь табаком и пивом.
– Это табак и пиво. Я ведь собирался напиться. – Джек потёрся носом о её нос, наклонился к самому уху и прошептал: – Пойдём к тебе?
Стекло снова нагрелось. Джек отлепил от него лоб и нос, оставив ещё два жирных пятна, и приклеился лицом к окну чуть дальше, где стекло ещё было прохладным. Вчера он неистово хотел, чтобы день закончился – то самое желание, которое всегда исполняется. Миновал вечер, прошла ночь, наступило очередное начало нового дня, который не обещал ничего хорошего. Всю ночь Джек бродил по городу, виртуально подвергая себя пыткам. Ближе к утру, когда закончились сигареты, а мышцы ног ныли уже невыносимо, он завалился в общежитие к Тони и уснул в его кресле. Лучший друг без лишних вопросов предоставил ему воду, подушку, одеяло и чистую футболку. Сейчас Тони приводил себя в порядок, а Джек приклеился к окну и наблюдал за синичками: те весело чирикали, клевали на земле невидимые крошки и, поднявшись высоко в небо, летели куда вздумается. Джек хотел бы превратиться в маленькую синичку.