— Предположим, что я наблюдал других в этом состоянии и решил испробовать иной образ жизни…
— Но если вы тот человек, за кого вы себя выдаете, почему вы не в университете?
— В университет я вернусь осенью, я на последнем курсе.
— Где вы учитесь?
— Все еще не верите? — улыбнулся Хал.
И с той бесшабашностью, какую можно наблюдать лунными ночами среди богатой молодежи в университетских городках, он вдруг запел:
— Это песня какого университета? — спросил Коттон.
А Хал продолжал петь:
— Ну теперь я знаю! — обрадованно сказал начальник охраны, когда концерт окончился. — А много еще там таких, как вы, в университете Харригана?
— Небольшая группа, но, чтобы поднять шум, нас хватит.
— И вам нравится вот этак проводить каникулы?
— Это не каникулы. Это — летняя практика по курсу практической социологии.
— Ах, так! — невольно улыбнулся начальник охраны.
— Весь прошлый год мы разрешали профессорам политической экономии пичкать нас теориями. Но мне все-таки казалось, что некоторые теории противоречат фактам. И я подумал: «Дай-ка я сам проверю!» Вы, вероятно, знаете, все эти крылатые словечки; индивидуализм, laissez faire[14], свобода заключать договора, право каждого человека работать на кого он хочет. А здесь вы ясно видите, к чему сводятся эти теории: начальник охраны с жестокой ухмылкой на лице и с пистолетом у пояс, готов нарушить любой закон, не успеет только губернатор его подписать.
Внезапно начальник охраны почувствовал, что ему надоела светская болтовня. Он вскочил со своего места, решив положить этому конец.
— Извините, молодой человек, давайте перейдем с вами к делу!
22
Коттон прошелся по комнате, потом шагнул к Халу и остановился. В том, как он стоял, засунув руки в карманы, было некоторое изящество, даже изысканность, совершенно неуместные при его профессии. «Красивый дьявол! — подумал Хал. — Хоть у него и рот злющий и физиономия истасканная!»
— Молодой человек, — начал Коттон, опять принимая благодушный вид, — я не знаю, кто вы, но вам пальца в рот не клади! Смелости у вас хоть отбавляй, и вы мне нравитесь. Поэтому и согласен прекратить дело и дать вам возможность закончить университет.
Хал старался разгадать, что прячется за мнимым благодушием противника.
— Коттон, — сказал он, — вы мне поточнее объясните ваше предложение. Значит, мне не придется говорить, что я взял эти деньги?
— Нет. Мы вас избавим от этого.
— И вы не упечете меня в тюрьму?
— Нет. Я и не собирался. Я просто хотел вас припугнуть. Единственное, о чем я вас прошу, — уезжайте отсюда, чтобы здешний народ поскорее все забыл.
— Но на что мне это нужно. Коттон? Если б я хотел удрать, я мог бы это сделать в любое время за последние два — два с половиной месяца.
— Да, разумеется, но положение изменилось. Если б не мое доброе отношение к вам…
— Бросьте эти сказки про доброе отношение! — воскликнул Хал. — Вам надо избавиться от меня, и вы не хотите скандала. Но ничего не выйдет — пусть вам это и не снится!
Пораженный начальник охраны уставился на Хала:
— Вы хотите сказать, что собираетесь здесь остаться?
— Вот именно!
— Молодой человек, хватит! Некогда мне тут с вами разводить антимонии. Мне безразлично, кто вы, и наплевать на ваши угрозы. Я начальник охраны Северной Долины, и мой долг — поддерживать здесь порядок. И я еще раз говорю вам: убирайтесь отсюда!
— Но поймите, Коттон, — сказал Хал, — Северная Долина зарегистрирована как город. У меня такое же право ходить по здешним улицам, как и у вас!
— Я не собираюсь тратить время на пустые споры. Я посажу вас в машину и отвезу в Педро.
— А что, если я пойду к районному прокурору и потребую, чтобы он возбудил против вас уголовное дело?
— Да он засмеется вам в лицо!
— А если я пойду к губернатору?
— Ну, этот просто расхохочется!
— Ладно, Коттон, возможно, вы знаете, что делаете. Но мне интересно, очень интересно — действительно ли вы так уверенно себя чувствуете? Вам никогда не приходило в голову, что кому-нибудь из высшего начальства может не понравится ваша крутая и своевольная политика?