— Конечно, — ответил Эллери, не поворачивая головы. — Бумагу приспосабливали к голубым линиям в начале каждой строки, так как расстояние между линиями, очевидно, не соответствовало интервалам между строками на машинке. Отсюда вывод: кто бы ни оставил эти отпечатки, он сам печатал письма. Все очень просто, — добавил Эллери с горечью и так тихо, что его мог слышать только отец. — Чтобы это понять, мне понадобились всего лишь три убийства и почти удавшееся четвертое.
Человек, только что бывший Уолтом, начал печатать двумя пальцами, спокойно и неторопливо. В начале каждой новой строки он, как и говорил Эллери, поправлял бумагу.
— Что он печатает? — прошептал инспектор. — Не могу разобрать…
— Зато я могу. — И Эллери стал читать слова, появлявшиеся на бумаге с голубыми линиями:
«Мой Дорогой Уолт!
Ты был таким, как я тебя просил, и делал все, о чем я тебя просил. Но из-за развития событий, недоступных твоему пониманию, наша последняя задача осталась незавершенной.
Заверяю тебя в моем восхищении и одобрении, Мой Дорогой Уолт, а также в том, что эта неудача не является твоей виной.
Теперь пришла пора ожидания.
Всему свое время.
Будь внимательным и терпеливым, Мой Дорогой Уолт, и оставайся самим собой».
— Он прекратил печатать, — пробормотал Эллери.
— Думаю, этого достаточно, — заметил комиссар. — Как ты считаешь, Берт?
— Более чем достаточно, — усмехнулся окружной прокурор.
— Ладно, — промолвил инспектор. — Будем его брать.
Комиссар отдал распоряжение в маленький микрофон. Эллери, придерживаясь рукой за шпингалет и упираясь ногами в низ оконной рамы, с трудом поднялся.
Из комнаты напротив номера 312 бесшумно вышел человек, подошел к противоположной двери, положил пальцы на косяк и внезапно дернул его на себя. Заранее обработанная соответствующим образом дверь открылась наружу вместе с запертым замком.
В ту же секунду распахнулось окно, и Эллери прыгнул в комнату.
Человек поднял на него взгляд и привстал из-за стола.
— Стоять спокойно! — предупредил детектив в дверях.
Освещенное лампой лицо медленно повернулось к детективу, флегматично и даже с юмором глядя на револьвер в его руке. Затем человек поднялся.
— Стоит мне поднять руку, — заговорил он глубоким голосом, настолько не похожим на голос Уолта, что у Эллери на голове зашевелились волосы, — и вы перестанете существовать.
Последовало длительное молчание. За окном, позади Эллери, лица инспектора Квина, комиссара полиции и окружного прокурора казались гипсовыми масками. Детектив в дверях, к которому присоединились еще двое, двинулся вперед, но Эллери жестом остановил его.
— Пожалуйста, будьте так любезны объяснить мне, — вежливо обратился он к человеку у стола, — почему Йорки должны были умереть?
— За грехи отца, — послышался ответ.
— Может быть, отцов? — переспросил Эллери, подчеркивая последний слог.
— Я сказал «отца».
Эллери склонил голову.
— Благодарю вас, — промолвил он. Услышав, что инспектор заносит ногу над подоконником, Эллери осторожно заложил руку за спину и сделал ею повелительный жест. — Мы встретимся снова, — почтительно произнес он.
— Если я этого захочу-у-у…
Звук растаял в воздухе. Ясные смышленые глаза потускнели и раскрывались все шире и шире, пока не стали совсем круглыми. Почти незаметные губы начали надуваться, став полными и влажными. Квадратные плечи поникли и округлились. Твердые линии челюсти, мышцы щек и шейные сухожилия смягчились и ослабли.
Человек вновь стал Уолтом.
— Привет, Уолт, — поздоровался Эллери.
— Мистер Квин…
Это был обычный, низкий и тихий голос Уолта. Взгляд круглых глаз устремился в сторону окна, скользнул по комиссару, окружному прокурору, инспектору и вновь вернулся к Эллери.
— Уолт, мы хотели бы, чтобы вы пошли с нами, — предложил Эллери.
Дряблые губы растянулись в улыбке — мягкой, счастливой и словно говорящей: «У меня есть секрет — я любим».
— Да, — сказал Уолт.
— Доктор Мортон Принс,[70] — заговорил Эллери значительно позже, — первым занялся такими вещами. Но они не стали общеизвестными, пока два психиатра, Тигпен и Клекли,[71] не опубликовали свое замечательное исследование «Три лица Ив», а сама Ивлин Ланкастер с помощью Джеймса Полинга[72] не последовала их примеру, написав «Последнее лицо Ив». В результате сейчас едва ли найдется человек, который не слышал о раздвоении личности.