Мое признание растянулось между нами странной, непрочной связью, от которой покалывало каждый дюйм моего тела.
Плечи Ксавьера расслабились, как будто мои слова каким-то образом сняли с них груз.
Мы были разными во многих отношениях, но иногда людям не хватало лишь одной точки соприкосновения. Одна бесконечно малая вещь, которая помогает им не чувствовать себя одинокими.
Я сглотнула ком в горле.
Мы были единственными пассажирами в салоне. Наши стюардессы были на кухне, готовили обед, но отдаленный звон тарелок и столового серебра вскоре затих под стуком моего сердца.
Мы с Ксавьером смотрели друг на друга, оба понимая, что в воздухе витает ленивое напряжение, но ни один не признавал его.
Я хотела отвернуться. Мне следовало бы отвернуться, но его взгляд держал меня в плену, в глубине его пылающей души бушевали эмоции, которые я не могла определить.
Я снова сглотнула, и что-то еще вспыхнуло в этих горячих темных глазах, прежде чем они медленно опустились на мое лицо, осмотрели нос, изгиб рта и острие подбородка, а затем скользнули вниз по шее. Они остановились у основания моего горла, где бешенно стучал мой пульс.
Те же самые назойливые бабочки, которые прокрались в мой живот во время наших занятий танцами, снова вырвались на свободу. Только на этот раз я не могла винить в этом алкоголь.
Я была совершенно трезвая, и я...
— Мистер Кастильо, мисс Кенсингтон, не хотите ли выпить что-нибудь перед тем, как подадут обед? — ровный голос нашей стюардессы словно окатил на нас ведро ледяной воды.
Напряжение спало, когда мы с Ксавьером отвели друг от друга взгляды.
— Воды, — его улыбка выглядела принужденной. — Спасибо, Петра.
— И мне, — я прочистила горло от хрипоты. — Спасибо.
Мы обедали в молчании. И хотя мы больше не обсуждали наше прошлое, чувство связи между нами сохранялось.
Мы с Ксавьером не были первыми или последними, кому не хватало родителей. Но то, как мы отреагировали на свои потери, и то, какие маски мы надели на себя... возможно, мы были похоже сильнее, чем нам казалось.
Перевод: EcstasyBooks
ГЛАВА 12
Благодаря разнице во времени мы прибыли в Боготу еще до полудня.
Когда мы приземлились, водитель моего отца уже ждал нас, он с завидным мастерством провез нас по извилистым дорогам и густонаселенным кварталам города.
Я родился в Колумбии, но всю жизнь учился за границей. Я проводил больше времени в коридорах школ-интернатов, чем дома, и лишь дважды посетил родные места с тех пор, когда в прошлом году у моего отца обнаружили рак.
Первый раз – после того, как врачи поставили диагноз. Второй раз – прямо перед моей поездкой на день рождения в Майами, когда он вызвал меня и отчитал за то, что я не смог «поддержать семейное наследие», пока он умирал.
Если и был человек, который использовал бы свою болезнь, чтобы манипулировать другими людьми, заставляя их делать то, что хочет он, то это был Альберто Кастильо.
— Ксавьер, — голос Слоан пробился сквозь мои мысли. — Мы приехали.
Я моргнул, и пастельная дымка на улицах превратилась в сдвоенный сторожевый дом и полностью вооруженных сотрудников службы безопасности. За черными железными воротами возвышался знакомый белый особняк высотой в три этажа, увенчанный красной черепицей и решетчатыми окнами.
— Дом, милый дом, — в моих словах сквозил сарказм, но, когда мы вошли внутрь, меня начало мутить.
Дым многолетней давности словно прилип к стенам, от чего мне стало плохо.
Здесь умерла моя мать. Она сгорела заживо прямо на этом участке земли, и вместо переезда мой отец отстроил дом прямо на месте ее смерти.
Люди говорили, что он хотел быть ближе к ней, но я знал правду. Это был его способ наказать меня и убедиться, что я никогда не забуду, кто был настоящим злодеем в этом доме.
— Тебе не обязательно оставаться здесь, — сказал я Слоан. Ее чистый, свежий аромат донесся до меня, скрывая отголоски дыма. — Я с удовольствием забронирую для тебя номер в отеле Four Seasons.
Слоан и раньше посещала этот дом в Боготе по работе, но под блеском и роскошью скрывалась тяжесть, окутывающая фундамент особняка. Вряд ли я один это чувствовал.
— Уже пытаешься меня выгнать? Это рекорд.
— В отеле тебе будет комфортнее. — Мы прошли мимо написанного маслом огромного портрета моего отца. Он посмотрел на нас сверху, его лицо было суровым и неодобрительным. — Я только это и имел в виду.
— Возможно. Но я предпочту остаться здесь, — Слоан смотрела прямо перед собой, ее шаг был целеустремленным, но в моей груди все равно разливалось тепло. Она была колючей, как кактус, напряженной, но при этом милой. Каким-то образом она делала даже самые худшие ситуации более терпимыми.
Однако тепло превратилось в лед, когда мы вошли в комнату моего отца. Его персонал превратил ее в частную больничную палату, оборудованную по последнему слову медицинской техники, с круглосуточным дежурством медсестер и обслуживающего персонала (все они подписали строгий договор о неразглашении информации), и самым лучшим уходом, который только можно купить за деньги.
Но в том-то и дело, что смерть приходит за всеми. Молодыми и старыми, богатыми и бедными, добрыми и злыми. Смерть – величайший уравнитель жизни.
И было очевидно, что, несмотря на миллиарды – Альберто Кастильо стоит у порога смерти.
Разговоры стихли, когда обитатели комнаты заметили меня. Мой отец был вторым по старшинству, были еще две младшие сестры и один брат. Все они собрались здесь вместе с моими двоюродными братьями, семейным врачом, семейным адвокатом и различными слугами.
Эдуардо был единственным, кто шагнул ко мне, но остановился, когда я подошел к постели отца.
Ковер был настолько толстым, что заглушал даже малейшие звуки моих шагов. Я, словно призрак бесшумно скользнул к отцу, который лежал с закрытыми глазами, его хрупкая фигура была подключена к массе трубок и мониторов.
В полном здравии он был титаном как по репутации, так и по внешнему виду. Он доминировал в любой комнате, куда входил, и его в равной степени боялись и почитали все, даже его конкуренты. Но за последний год он превратился в некое подобие самого себя. Он похудел настолько, что его было почти не узнать, а его оливковая кожа напоминала пепельный воск под простынями.
Узел в моей груди затягивался все туже и туже…
— Он пережил ночь. — Доктор Круз подошел ко мне, его голос был настолько тихим, что его мог слышать только я. — Это хороший знак.
Я не отрывал глаз от неподвижно лежащей передо мной фигуры.
— Но? — Доктор Круз был в моей семье с самого моего рождения. Высокий и коренастый, он напоминал сгоревший на солнце бобовый стебель, у него были серебристые волосы и выдающийся нос, но он был лучшим врачом в стране.
Однако есть вещи, которые не может скрыть даже лучший врач, и я знал его достаточно хорошо, чтобы уловить сомнения.
— Его положение остается критическим. Конечно, мы позаботимся о нем как можно лучше, но... я рад, что ты приехал сейчас.
Значит, кончина моего отца была неизбежна, и случится очень скоро.
Узел затянулся сильнее. Мне хотелось залезть внутрь и вырвать его. Хотелось убежать из этого чертова дома и никогда не возвращаться. Я хотел покоя, раз и навсегда.
Но я не сказал ничего из этого ни доктору Крузу, когда что-то пробормотал, ни Эдуардо, когда он поднялся, чтобы обнять меня, ни моим тетям, дядям и кузенам, половина из которых была здесь исключительно ради своей доли в состоянии моего отца.