— Теперь ты просто выдумываешь. — Я не могла представить, чтобы великолепный, но задумчивый коронованный принц Эльдорры наслаждался таким нежным занятием, как рисование. Он выглядел так, словно боролся с медведями ради забавы.
— Клянусь. Я читал об этом в интервью в прошлом году. Кроме того... — ямочки Ксавьера заиграли еще сильнее. — Я сказал, что твои увлечения скучны, а не ты. Я не нахожу ни одной вещи в тебе скучной.
Мое сердцебиение участилось.
Боже, как же я хотела, чтобы он был засранцем. Это сделало бы все намного проще.
— Да, ну... — я прочистила горло и носком туфли смахнула с дороги бумажный шарик. — Это не отменяет того факта, что тебе нужно иногда выходить из своей комнаты. Я думала, что ты... — оборвала я себя, прежде чем произнесла слово «умер». — Думала, что ты здесь в отключке, — закончила я, внутренне морщась от неудачной замены.
— Мне нравится моя комната, — улыбка Ксавьера приобрела дьявольский оттенок. — Присоединяйся. Места хватит всем.
А вот и бесстыдный флирт. Я знала, что он все еще где-то там есть.
Я постаралась придать своему выражению лица некое подобие профессионального неодобрения, но не успела ничего ответить, как в дверь постучали.
Не дожидаясь ответа, дверь открылась, явив темный костюм и мрачное лицо Эдуардо.
Мой язвительный ответ увял, а улыбка Ксавьера растворилась в мрачном понимании. Он повернулся к мольберту и сорвал с холста свой почти законченный набросок. Вскоре он присоединился к остальным рисункам на полу.
Кислота разъедала мой желудок. У нас что-то получалось, а теперь...
— Ксавьер. Слоан, — голос Эдуардо был тяжелым. — Пора.
Нам не нужно было ничего объяснять, и никто из нас не заговорил, пока мы шли за ним в зал. Я практически слышала вспышки фотоаппаратов снаружи – стервятники кружили, и это был лишь вопрос времени, когда они приземлятся.
Мы прошли половину пути, когда легкое прикосновение к моему плечу заставило меня остановиться.
— Прежде чем мы войдем туда... — Ксавьер сглотнул, его глаза затуманились от волнения. — Спасибо, что проверила меня.
Слова летели как стрелы, каждая в свою цель.
Я даже не думала, что в полном доме, я стану первым человеком, который проверит, все ли с ним в порядке.
— Не за что, — тихо сказала я.
В тот момент я больше ничего не могла сказать.
Единственное, что я могу сделать, — это отойти в сторону, дать ему возможность попрощаться и подготовить его к грядущей буре.
ГЛАВА 15
Неудивительно, что человек, который едва ли был рядом со мной в жизни, так же отсутствовал в смерти.
Альберто Кастильо, самый богатый человек Колумбии, бывший генеральный директор Castillo Group и отец одного ребенка, умер у себя дома в субботу в пять минут третьего после полудня.
Я добрался до его комнаты как раз вовремя, чтобы стать свидетелем последнего удара его сердца.
Отец так и не очнулся, и мы так и не попрощались с ним как следует.
Если бы это был фильм, то перед смертью у нас был бы какой-нибудь драматический разговор по душам или серьезная ссора. Я бы выплеснул на него все свои обиды, он бы признался мне в своих сожалениях. Мы бы поссорились или помирились. В любом случае, мы получили бы завершение.
Но это было не кино. Это была реальная жизнь, и иногда это означало, что концы с концами не сходятся.
После его смерти я чувствую странную смесь из ничего и всего сразу. Я испытываю облегчение от того, что мы больше не висим на волоске, ожидая окончательного вердикта о состоянии здоровья, но я не могу до конца осознать, что его больше нет и не будет. Я презирал его манипуляции с письмом матери, которые он проделал в последнюю минуту, но та близость, которую я ощутил, прочитав ее слова, она того стоила.
Однако меня сковывало морем сложных эмоций, от которых я не мог избавиться, как ни старался.
Верхний ящик моего стола.
Это были последние слова отца, и я полагал, что вполне уместно, что наша глава заканчивается связью с моей матерью. Живая или мертвая, она была основой наших отношений.
Карманные часы, которые я нашел в ящике его стола, жгли мне бедро.
— Думаешь, я чудовище, раз не плачу? — я уставился на скотч в своей руке. Была полночь, а я сидел на кухне и упивался своими переживаниями, ведь что еще делать в ночь после смерти отца?
— Нет, — просто ответила Слоан. — Люди горюют по-разному. — Она налила стакан воды и пододвинула его ко мне.
Слоан осталась со мной после смерти отца, заставляла меня есть и отказывала членам семьи, когда они пытались приставать ко мне с вопросами о наследстве.
К счастью, она не душила меня жалостью. Я всегда мог рассчитывать на то, что Слоан будет Слоан. В шторм, когда я тонул, она была моим спасательным кругом.
Отчасти я стеснялся показать ей эту сторону себя – сырую и неприкрытую, запутавшуюся в ошметках маски, которую я обычно надевал для мира. Легко было быть Ксавьером Кастильо, наследником миллиардера и тусовщиком; мучительно было быть Ксавьером Кастильо, мужчиной и разочарованием. Человеком с испорченным прошлым и неопределенным будущим, у которого было много друзей, но не было никого, на кого можно было бы опереться.
Слоан сильнее всего походила на мою возможную опору, а я ей даже не нравился. Но она была здесь, я хотел, чтобы она была здесь, а это было больше, чем я хотел от кого-либо в своей жизни.
Она осмотрела меня, ее лицо стало мягче обычного.
— Но я, наверное, не тот человек, который должен спрашивать о горе. Я не могу... — небольшое колебание. — Я не могу плакать.
Это удивило меня настолько, что я отвлекся от ненависти к себе.
— Образно?
— Буквально, — она провела большим пальцем по бусинам своего браслета дружбы, словно раздумывая, стоит ли продолжать. — Я могу заплакать, если мне больно, — наконец сказала она. — Но я никогда не плакала от грусти. Я была такой с самого детства. Я не плакала, когда умерла кошка нашей семьи или когда умерла моя любимая бабушка. Я не проронила ни одной слезинки, когда мой жених… — она резко остановилась, и ее лицо на долю секунды потемнело, прежде чем вернулось самообладание. — В любом случае, ты не единственный, кто чувствует себя чудовищем из-за того, что не может заплакать, когда должен.
Она взяла со стойки бутылку скотча и налила немного в хрустальный стакан. Это был ее третий бокал за вечер.
Жених. Ходили слухи, что она была помолвлена много лет назад, но никто не мог этого подтвердить – до этих пор. Слоан была известна своей скрытностью в отношении личной жизни, и ей помогало то, что в то время она жила в Лондоне, вдали от злобной манхэттенской машины сплетен.
Я молча наблюдал, как она потягивает свой напиток.
Идеальная прическа. Идеальная одежда. Идеальная кожа. Она была воплощением безупречности, но я начал замечать трещины под ее отполированным фасадом.
Вместо того чтобы умалять ее красоту, они ее дополняли.
Они делали ее более реальной, словно она не была неуловимой мечтой, которая ускользнет сквозь мои пальцы, если я попытаюсь прикоснуться к ней.
— Кажется, у нас все больше и больше общего, — пробурчал я. Дерьмовые отцы. Проблемы с обязательствами. Мы срочно нуждаемся в терапии.
Кто сказал, что взрослые не могут сблизиться из-за травмы?
Слоан, должно быть, ожидала, что я буду выпытывать о ее женихе, потому что ее плечи заметно расслабились, когда я поднял свой бокал.