— Ты не плохой человек, Ксавьер, — сказала я, мой голос был мягким. — Ты не совершил ничего вопиющего, за что тебе должно быть стыдно. Может, ты и не читал ее письмо до недавнего времени, но я думаю, что часть ее всегда была рядом с тобой, направляла тебя. Кроме того... — Мои мысли вернулись на пять лет назад, когда я ушла от единственной семьи, которую знала на тот момент. — Никогда не поздно что-то изменить. Если тебя не устраивает дорога, по которой ты идешь, ты в любой момент можешь выбрать новую.
Ксавьер уставился на меня, в его глазах бушевал ураган эмоций, которые я не могла расшифровать.
— Я бы хотел, чтобы она встретила тебя, — сказал он так тихо, что я скорее почувствовала, чем услышал его слова. — Она бы полюбила тебя.
Тяжесть за ребрами переросла в дикую, пронизывающую боль. Она распространилась повсюду – в горле, в носу, за глазами и в самых глубоких уголках сердца.
Я не плакала, но это был самый близкий к этому момент за очень долгое время.
— Она оставила это вместе с письмом. — Ксавьер потянулся в карман и достал старинные золотые карманные часы. Он положил их на стол и задумчиво провел большим пальцем по корпусу. — Это семейная реликвия. Я не любитель часов, но я носил их с собой, потому что... не знаю. Мне показалось, что это правильно.
— Они великолепны. — Я осторожно взяла часы в руки и открыла их, восхищаясь сапфирами и изысканным мастерством. Тот, кто их делал, явно делал это с любовью: каждый элемент был обработан вручную, включая потускневшую, но разборчивую гравировку: Величайший дар, которым мы обладаем, – это время. Используй его с умом.
Я изучила ее, стараясь не прикасаться к изношенным временем буквам.
— Цитата – хорошее напоминание, не так ли? — Горько улыбнулся Ксавьер. — Я потратил впустую годы, ничего не делал в своей жизни. Я был так обижен на отца и так боялся облажаться, что даже не пытался. Тогда это имело для меня смысл, но... — Его голос запнулся. Он затих. Затем разговор пошел в том направлении, которого я не ожидала. — Ты знаешь, от чего умерла моя мама?
Я закрыла карманные часы и вернула их на стол, сердце колотилось.
— В доме был пожар. Она не успела выбраться.
— Нет, так она умерла, а не от чего. — Ураган в его глазах превратился во что-то более темное, сильное, выходящее за рамки категорий. — Она умерла из-за меня.
Ничто не могло подготовить меня к его словам. Воздух покинул мои легкие, и внутри будто расцвел синяк от удара, неожиданного и болючего.
— Ксавьер...
— Не надо, — жестко сказал он. — Не пытайся говорить, что я не виноват, пока не услышишь всю историю.
Я замолчала, мои глаза горели от невысказанных эмоций.
— Мне было десять. Мой отец уехал по делам, а мама была волонтером на одном мероприятии. Она любила искусство, поэтому жертвовала много денег и времени местным галереям. — Ксавьер сглотнул. — На следующий день после возвращения отца, был его день рождения. Она хотела удивить его вечеринкой и поручила мне оформление. Это было впервые, когда я отвечал за что-то столь важное. Мне хотелось, чтобы они оба гордились мной, поэтому я выкладывался по полной. Воздушные шары. Пиньяты. — Его костяшки побелели. — Свечи.
Невидимый якорь протащил мое сердце через желудок. Нет.
— Я зажег их, чтобы посмотреть, как все будет выглядеть, — сказал Ксавьер. — Но мне показалось, что я услышал шум в другой комнате, и отвлекся. Я случайно опрокинул одну из свечей. — Его глаза были мрачными. — Я попытался потушить ее, но повсюду было дерево и картон. Огонь распространился слишком быстро, и я оказался в ловушке. К счастью, тогда у нас было не так много персонала, только экономка. Она была снаружи и проверяла почту, а когда увидела пламя, позвонила в пожарную службу. Но тут как раз вернулась моя мама и, узнав, что я внутри, не стала дожидаться пожарных. Она вбежала внутрь и вытащила меня. Мы почти добрались до входной двери, прежде чем упала балка и снова зажала нас. Я не помню почти ничего из того, что произошло после этого. От дыма я потерял сознание. Когда я очнулся, я был снаружи с врачами. Я выжил. А она – нет.
Я не думала; я просто протянула руку и обхватила его ладонь, желая сделать хоть что-то. Хоть что-то, кроме как беспомощно слушать.
— Отец примчался домой, как только услышал новости. Думаю, он не верил, что моей матери, его жены, больше нет, пока не увидел ее тело. А когда увидел... я никогда не слышал, чтобы кто-то так плакал. Иногда я до сих пор его слышу. Это был какой-то животный крик. — Ксавьер провел пальцами по карманным часам, выражение его лица стало напряженным. — Он любил мою мать больше всех на свете. Они познакомились в колледже, начинающий бизнесмен и наследница, которая влюбилась в его обаяние, амбиции, преданность. Именно благодаря ей он так упорно работал над созданием Castillo Group, и когда она умерла, вместе с ней умерла часть его самого.
Ксавьер снова поднял голову, его взгляд был затуманен многолетней болью.
— Он винил меня. После ее похорон он сказал мне, что хотел бы, чтобы вместо нее умер я. Он тогда был пьян. Очень пьян. Но я никогда не забывал этих слов. Правда всегда выходит наружу, когда мы слишком долго сдерживаемся.
Я задыхалась, сжимая узлы в груди.
У меня была дерьмовая семья, но я не могу представить, чтобы родители говорили такое своему ребенку. Ксавьеру было десять. Он был просто ребенком.
— Дело в том, что я не винил его, — сказал он. — Не вначале. Это была моя вина. Если бы я не был настолько глуп, чтобы зажечь ту проклятую свечу, пожара бы не было, и моя мать была бы жива. Но чем старше я становился, тем больше я... — Ксавьер запнулся. — Я не знаю. Я тоже злился. Гнев было легче проглотить, чем вину, а мой отец был рядом и вымещал свою ярость на мне. Физически, психически, эмоционально. Он все еще хотел, чтобы я возглавил компанию, потому что у него не было другого выбора. Я был его единственным наследником. Но за пределами этих обязательств он ненавидел меня, а я ненавидел его в ответ. — Он потрогал татуировку на бицепсе. На ней был изображен фамильный герб самого крупного соперника Кастильо, и когда он впервые сделал ее, она вызвала бурную реакцию в социальных сетях. — Однажды домой я вернулся с этим и ушел оттуда со шрамами.
Мой желудок забурлил от его непринужденного тона.
— Мой отец был единственным родителем, который у меня остался, — сказал Ксавьер. — Он должен был сблизить нас, но он отдалил нас друг от друга. Каждый раз, когда мы были вместе, это напоминало нам о том, кого не хватает, и это было слишком больно. Так что мы отрывались по-разному, и к тому времени, как я закончил колледж, с меня было уже довольно. Я не хотел иметь ничего общего ни с ним, ни с компанией – за исключением тех случаев, когда речь шла о деньгах. Это не очень хорошо отражает меня, но это правда.
Наступила тяжелая тишина, которую нарушало лишь тихое журчание воды и слабая музыка изнутри отеля.
Ксавьер уставился на мою руку, и на его лице промелькнула тысяча эмоций, прежде чем он покачал головой.
— Мне очень жаль. — Он издал горестный смешок. — Это должен был быть прекрасный ужин, а я втянул тебя в самый ужасный разговор. — Он попытался отдернуть руку, но я остановила его более крепкой хваткой.
Он был рядом со мной в больнице, в Испании после письма отца и в десятках других ситуаций и моментах, которые были также значимы.