Моя ярость с вечера понедельника вновь вспыхнула – не из-за его колкости в мой адрес, а из-за того, что он говорил со Слоан с той же ехидной снисходительностью.
— Вот тут ты ошибаешься, — сказал я, сохраняя приветливый тон. — Я здесь не для того, чтобы разговаривать.
Затем я отвел руку назад и ударил его кулаком в лицо.
Раздался приятный хруст костей, за которым последовал вопль боли. Кровь фонтаном хлынула из его носа, и он, пошатываясь, попятился назад, а зарождающаяся буря оборвалась, вызвав неистовые крики и насмешки: остальные обитатели раздевалки толкали друг друга в поисках лучшего вида на драку.
Никто из них не вмешивался, но шум толпы подстегивал мой гнев, быстро и горячо разгоравшийся.
Я не был жестоким человеком. Мне редко приходилось прибегать к физическому насилию, чтобы решить проблему, а в случае с Бентли мне не пришлось, я сам этого захотел.
Он достаточно пришел в себя, чтобы броситься на меня, сжимая кулаки, но я был готов к этому.
Я уклонился от его дикого замаха и, воспользовавшись случаем, нанес мощный удар ему в центр живота.
От удара он сложился вдвое и схватился за живот, задыхаясь. Я не дал ему шанса прийти в себя, прежде чем поднял его за воротник и ударил о ближайший шкафчик.
— Это было твое первое и последнее предупреждение, — сказал я, произнося слова достаточно тихо, чтобы они достигли только его ушей. — Еще раз прикоснешься, заговоришь или даже подумаешь о Слоан, и я сделаю так, что то, что Ричард МакЭнтайр сделал с тем мальчиком с мячом и теннисной ракеткой, покажется прогулкой по гребаному парку. Это касается и любого косвенного контакта. Если ты хоть как-то осложнишь ей жизнь, тебя внесут в черный список нью-йоркского общества так быстро, что у тебя голова закружится.
— У тебя нет власти, — усмехнулся Бентли, но в его мутных глазах мелькнул отблеск страха. Для такого, как он, попасть в черный список было еще хуже, чем быть избитым.
— Думаешь? — мягко сказал я. — Рискни.
Я не часто злоупотреблял богатством и фамилией своей семьи, но я все равно был Кастильо. Даже с моим наследством и репутацией бездельника я мог раздавить Бентли Харриса II, как чертову букашку.
Он знал это не хуже меня, поэтому и промолчал, когда я повалил его на пол, как мешок с картошкой.
— Передай это сообщение своей жене, — сказал я, мое лицо ожесточилось. — То же самое касается и ее.
Я не стал трогать Джорджию. Отношения Слоан с сестрой были ее прерогативой, но это не означало, что я должен был стоять и смотреть, как Джорджия пытается уничтожить женщину, которую я люблю.
Люблю.
Это было странное понятие, с которым я не сталкивался в прошлом. Но теперь, когда я определил его, я не мог поверить, что мне потребовалось так много времени, чтобы осознать его.
Мой разум сознательно и бессознательно фиксировал каждую деталь, связанную со Слоан, словно я утону, если не буду вдыхать ее в достаточном количестве. Комфорт, который я испытывал, делясь с ней своими секретами, и учащенный пульс, когда она оказывалась рядом. Тепло, ревность, яростная, всепоглощающая защита.
Я любил ее целиком и полностью, и будь я проклят, если позволю кому-то причинить ей боль.
Бентли, должно быть, услышал злобную решимость в моем голосе, потому что он не пытался сохранить лицо перед своими дружбанами. Крики остальных стихли до разочарованного ворчания по поводу того, как быстро закончилась драка, но я не ожидал, что она затянется.
В конце концов, такие люди, как Бентли Харрис, были трусами. Трусы никогда не задерживались надолго перед лицом тех, кто готов был проверить их блеф, и я знал, с полной уверенностью, что они с Джорджией больше никогда не побеспокоят Слоан.
Я перешагнул через раскинутые ноги Бентли и вышел, оставив его истекать кровью и униженно лежать на полу.
Я не потрудился поприветствовать других членов клуба и не воспользовался пустыми кортами по пути к выходу.
Мое дело здесь было закончено.
ГЛАВА 36
Мне стоит стыдиться своих переживаний о золотой рыбке, но удивительным образом это сработало. С Ксавьером, по крайней мере. Я подозревала, что чувствовала бы себя по-другому, если бы открыла дверь и увидела кого-то другого.
Но я не ушла в себя, а он был здесь и остался. На всю ночь.
Для меня это уже было большой проблемой, потому что я не впускала случайных мужчин в свое личное пространство. Но он не был случайным мужчиной, он был собой, и дом становился намного живее, когда в нем оставался Ксавьер, поэтому я отбросила осторожность и пригласила его на выходные.
Именно так. Я, Слоан Кенсингтон, добровольно пригласила кого-то провести со мной одну, две, три ночи, и не испугалась этого.
Кто я вообще такая?
Продолжая тему сентиментальных инопланетян, похитивших мое тело, в пятницу вечером я также попыталась изобразить Марту Стюарт. Результаты были... неоднозначными.
— Ты уже когда-то пекла? — Ксавьер прислонился к дверному косяку и вскинул бровь, глядя на мою попытку замесить тесто для шоколадного печенья, пока в духовке пеклись кексы. Его одновременно веселила и беспокоила эта ситуация.
До сегодняшнего вечера я почти не пользовалась бытовой техникой. Обычно я ела вне дома или заказывала еду на дом, а кухня была лишь для виду и редкой чашки кофе.
— Нет, но я быстро учусь. — Я нахмурилась, глядя на распечатанный рецепт.
Взбить масло с сахаром. Что, черт возьми, это значит? Я должна была перемешать ингредиенты, чтобы они стали однородными? Если да, то почему автор не сказал «перемешать» вместо расплывчатого «взбить»?
— Правда? — с сомнением произнес Ксавьер, что мне не понравилось.
— Да. — К черту. Я буду размешивать. Хорошо перемешать не помешает.
— Не то чтобы я тебе не верил, дорогая, но твои кексы горят.
Последнюю часть его фразы заглушил писк дымовой сигнализации, и мои ноздри заполнил едкий запах.
— Черт! — я увидела, как из духовки валит дым. Я открыла дверцу и, когда облако бледно-серого дыма окутало меня, закашлялась.
Одна обожженная рука, одно открытое окно и несколько взмахов журналом, и сигнализация отключилась, погрузив нас в тишину.
Мы уставились на стол с подносом и почерневшими кексами на нём.
Ксавьер бросил в мусорную корзину журнал, который он использовал для размахивания дыма.
— Crumble & Blake доставляют кексы, — осторожно сказал он. — Возможно, нам стоит сделать заказ.
Мои плечи опустились.
— Наверное, стоит.
Полчаса спустя мы устроились на моем диване с фильмом с Нейтом Рейнольдсом и коробкой кексов из Crumble & Blake. Я оставила свое тесто для печенья на кухне, что было к лучшему, хотя я и не была этому рада.
— Я хотела попробовать что-то новое, — ворчала я. — Выпечка – важный жизненный навык.
Мне было слишком стыдно признаться, что я пыталась произвести на него впечатление. Считать, что женщина должна уметь готовить – глупо. Разве не для этого нужна была доставка еды? Но мне так нравился Ксавьер, и выпечка казалась мне приятным домашним занятием, которое добавит жизни в квартиру.
Я старалась не смотреть на приставной столик, где раньше жила Рыбка. Я выбросила аквариум несколько дней назад, но все равно чувствовала ее отсутствие.
— Знаешь, что еще является важным жизненным навыком? Жизнь, — поддразнил Ксавьер. — Я опасаюсь, что будущие попытки испечь приведут к пожару.