Это было единственное хорошее событие недели.
Пока Изабелла искала новый фильм, Вивиан с беспокойством смотрела на меня.
— Ты разговаривала с Ксавьером? — мягко спросила она.
Вопрос задел открытые раны, и я помотала головой, не желая встречаться с ней взглядом.
— Хочешь ли ты с ним поговорить?
Я снова помотала головой, на этот раз уже менее уверенно.
Мы с Ксавьером не разговаривали и не переписывались с тех пор, как я ушла после пожара; даже не поздравили друг друга с Рождеством. У меня был соблазн первой связаться с ним, убедиться, что с ним все в порядке, и извиниться за то, что перегнула палку, но гордость и самообладание останавливали меня каждый раз, когда я брала телефон.
Может быть, наше молчание было к лучшему. Очевидно, я не знала, как правильно его утешить, и мое присутствие только ухудшало, а не улучшало ситуацию.
— В конце концов, ты должна с ним поговорить. — На этот раз заговорила Алессандра. — Скоро истекает срок вашего пробного периода отношений.
Меня пронзило болью.
— Я знаю.
Сегодня я не получила бы награды за свое красноречие, но я боялась, что если произнесу больше горстки слов за раз, это разрушит мою и без того слабую оборону перед эмоциями.
Я не позволила себе в полной мере прочувствовать последствия того, что произошло с Ксавьером, и последовавшего за этим молчания, и если бы я хотела, то никогда бы этого не сделала. Некоторые вещи лучше держать в тайне.
Изабелла прекратила искать идеальный триллер. Девушки переглянулись.
— Что ты собираешься делать, когда срок закончится? — осторожно спросила Изабелла.
Я сжала челюсти, чтобы не выдать себя.
— Я не знаю.
Но я знала.
Я просто не знала, хватит ли у меня сил довести дело до конца.
Неделю после пожара я могу описать одним словом: ад.
Бумажная работа? Ад. Посещение больницы и близкое знакомство с ожогами рабочих? Ад. Разговоры с измученными семьями рабочих? Ад.
Не видеть Слоан и не разговаривать с ней, зная, как сильно я ее обидел, когда мы разговаривали в последний раз? Ад, умноженный на тысячу.
Мне следовало побежать за Слоан и извиниться сразу после ее ухода, но я боялся, что сделаю еще хуже. Я был не в том настроении, чтобы сделать что-то, кроме как пойти домой, налить себе стакан виски и отрубиться к чертовой матери.
Последующие дни были заполнены телефонными звонками, встречами, бумажной работой и миллионом других вещей, которые я не хотел делать. Я пытался связаться с Вуком, но не смог дозвониться, а Рождество провел дома, разрываясь между звонком Слоан и тем, чтобы как трус избежать нашей неизбежной конфронтации.
Трус победил.
Я не гордился этим, но наш пробный период отношений скоро закончился, и мне не нужно было обладать гениальным IQ, чтобы понять, что я все испортил.
Пока мы не разговаривали, я мог жить в отрицании и притворяться, что между нами произошло недопонимание, и именно так я оказался в баре Вальгаллы в воскресенье после Рождества, утопив свои печали в Lagavulin.
Я допил свой бокал и попросил у бармена еще один. Он протянул через стойку свежий стакан с виски, когда кто-то устроился на табурете рядом со мной.
— Оставь это, — сказал я, не поворачивая головы.
— Это довольно грустно, — Кай проигнорировал мой упреждающий отказ, его тон был мягким. — Ты не думал о других способах справиться с ситуацией, кроме как пить в одиночку в три часа дня? — он сверился с часами.
— Я не в настроении выслушивать твои суждения, и я не единственный, кто сидит в баре в три часа дня. — Я бросил в его сторону укоризненный взгляд. — Разве ты не должен быть сейчас в Лондоне?
— Мы прилетели раньше по настоянию Изабеллы. — Деликатная пауза. — Видимо, одной из ее подруг нужно «поднять настроение». Ее слова.
Было очевидно, кого она имела в виду.
Мое нутро передернулось при косвенном упоминании Слоан, и мне потребовалось все самообладание, чтобы не допросить Кая.
Изабелла уже говорила со Слоан? Что она сказала? Как она себя чувствует? Насколько сильно она меня сейчас ненавидит?
— Ее подруга не единственная. — Кай кивнул в знак благодарности, когда бармен принес ему клубничный джин с тоником. Он испытывал странную привязанность именно к этому коктейлю. — Сожалею о пожаре. Правда. — Он говорил искренне, и от этого становилось еще хуже.
Прошедшая неделя не слишком способствовала облегчению моего чувства вины, и я чувствовал, что не заслуживаю сочувствия окружающих.
— Ты уже поговорил с Алексом? — спросил Кай.
Я скривился.
— Еще нет. Мы встречаемся завтра.
Я не ждал этой встречи. Ее назначил помощник Алекса, поэтому я не знал его мыслей по поводу пожара в его здании, но предполагал, что они были не из приятных.
— Я так же не разговаривал с Марковичем после пожара. — Я вспомнил дикий взгляд Вука и старые шрамы от ожогов на его шее. — Он исчез, когда мы вышли из хранилища. Как ты думаешь..?
— Серб делает то, что делает, — сказал Кай. Большинство людей называли Вука Сербом, согласно его предпочтениям, но я не мог избавиться от привычки называть людей по их... ну, настоящему имени. — Никто не знает, что творится у него в голове, но если он до сих пор не расторг ваше партнерство, полагаю, все в порядке.
Мои плечи напряглись.
Кай пристально посмотрел на меня.
— Все ведь в порядке?
— Если не считать небольшого пожара? Конечно. — Я сделал глоток виски. — Потому что после Нового года я сам расторгну партнерство. Клуба не будет.
— Почему?
У меня снова разболелась голова. Мне надоело объяснять одно и то же снова и снова.
Я набросал те же причины, что и Слоан; как и Слоан, Кай, похоже, не был впечатлен.
— Люди совершают ошибки, — сказал он. — Предприниматели совершают еще больше. Нельзя добиться успеха в бизнесе, не потерпев неудачу, Ксавьер.
— Может, и нет, но я готов поспорить, что большинство ошибок связаны с нарушением денежного потока или казусами в СМИ, а не с пожаром, в котором могли погибнуть люди.
— Могли, но не погибли.
— Каким-то чудом.
— Я не верю в чудеса. Все, что происходит, происходит не просто так. — Кай повернулся ко мне лицом. — Тот список имен, который я тебе дал? Это одни из самых лучших людей в бизнесе. Они поверили в тебя настолько, что вложили в клуб свое время, деньги и ресурсы, и они бы не стали этого делать, если бы не считали, что ты способен это провернуть. Так что перестань использовать свой образ мученика в качестве оправдания и подумай, как закончить то, что ты начал.
Выговор был настолько не в духе Кая, что я ошеломленно замолчал. Мы не были друзьями, и, возможно, именно поэтому его слова пронзили меня насквозь. Ничто так не смиряет и не проясняет ситуацию, как порицание со стороны знакомого.
Я открыл рот, закрыл его, потом снова открыл, но ничего не вышло, потому что он был прав. Я вел себя как мученик. Я принял огонь на себя, свалил все на себя и свою вину и использовал это как предлог, чтобы уйти из клуба.
Несмотря на то, что мне удалось запустить процесс и привлечь к работе лучших из лучших, я боялся, что все равно потерплю неудачу. Пожар дал мне возможность уйти, не признаваясь в этом страхе.
До приезда Кая я успел выпить три стакана виски, но осознание этого быстро отрезвило меня.
Сначала Слоан, теперь это. Я действительно был трусом. Подумать только, я обвинял Бентли в том, что он именно такой, а на самом деле я еще хуже.