Я сидела на ее сером пятитысячном диване в Бруклине, и проводила рукой по бархату, отчего постепенно успокаивалась. Грейс протянула мне огромный бокал с красным вином и присела.
— Что? Что мой отец проверял его? — спросила я. На что это было похоже? На испытание? Или демонстрацию силы?
Выйдя из кабинета Макса, я тут же проследовала к своему столу, распечатала заявление на увольнение, вложила его в конверт и отдала Донне, чтобы она передала Максу. Поскольку личных вещей в офисе у меня почти что не было, я погрузила все в свой рабочий портфель.
Я проплакала всю дорогу до Бруклина.
— Нет, я не об этом, ты думаешь, что твой отец узнал, что Макс Кинг трахает его дочь?
Я подняла голову.
— Откуда? И вообще, почему его это должно волновать?
Она пожала плечами.
— Я не знаю. Отцы обычно защищают своих дочерей.
Я фыркнула.
— Да, но только не доноры спермы. — Я была уверена, что Чарльз Джейн явно не обладал родительским инстинктом.
— Мне кажется, это немного странным, что он принял приглашение на ланч, а затем не захотел, чтобы ты работала над его исследованиями.
Многое из того, что делал Чарльз Джейн, никак не состыковывалось. Он, должно быть знал, что «ДжейДи Стэнли» имеет определенный вес за счет своих капиталом, и если он попросил, чтобы меня выгнали из команды, только лишь для того, чтобы пострадала исключительно я.
— Он не хочет меня видеть рядом с собой. — Я вытащила ногти из мягкого бархата.
Грейс сделала глоток вина.
— Возможно.
— Возможно?! — спросила я.
— У меня такое чувство, что мы не видим всей картины.
Господи, с каких это пор Грейс стала сомневаться по поводу действий моего отца? Она же знала, каким мудаком он был на протяжении стольких лет.
— Ты что, решила принять его сторону?
Она стала покручивать тонкую ножку бокала.
— Нет, совсем нет. Я всегда на твоей стороне. Я просто отмечаю, что ничего не сходится.
Я глотнула немного вина, отчаянно нуждаясь в расслаблении в жидком виде, обладающем магическими свойствами.
— Хорошо, твой отец мудак. Давай примем это как факт. И по какой-то своей причине он не захотел, чтобы ты работала над его проектами. — Она надула губы, видно, пыталась остановить себя от продолжения. — Я беспокоюсь о твоем состоянии по поводу всего этого. Ты уволилась с работы, на которой так упорно работала и так хотела попасть. Разве ты не позволяешь отцу тем самым контролировать себя?
Как только зашел разговор о «ДжейДи Стенли», я подумала, что этот проект станет для меня возможностью, наконец, освободиться влияния отца.
— Я просто думала, что на этот раз у меня есть преимущество. Я собиралась использовать шанс, чтобы щелкнуть его по носу, и доказать, что он просчитался. — Но мне следовало предположить, что я никогда не смогу одержать верх над ним.
— Я предполагаю, что он понял это, поэтому не захотел тебя видеть. Большинство мудаков не хотят, чтобы им все время напоминали об их чертовом поведении. Они либо меняют реальность, в которой не выглядят полными мудаками, либо избегают ситуаций, которые им напоминают об этом. — Грейс явно делилась своим опытом, и мне вдруг стало не по себе, что я приперлась к ней и все свои проблемы вывалила ей на голову. Ее отец ни однократно изменял ее матери, и она всегда говорила, что потом он как будто предполагал, что каким-то воображаемым резаком может вырезать те ужасные воспоминания у близких, которые уже превратились в определенные истории. — Твой отец — могущественный человек, а влиятельные люди не любят ошибаться.
— Но он же согласился пойти на ланч. — Я вытерла несуществующую каплю вина с внешней стороны моего бокала. Почему он согласился пойти со мной на ланч, а потом создал мне проблемы со своим проектами?
Грейс кивнула.
— Думаю, ему было любопытно, он хотел увидеть простила ли ты его.
Ланч был прекрасным. Вежливым и профессиональным. Он что ожидал чего-то другого?
— И скорее всего он не думал, что ты будешь так переживать по этому поводу, — продолжила Грейс. — Я уверена, что он, как большинство мужчин, слишком сосредоточен на себе, поэтому мало беспокоится о ком-то еще.
Эгоизм был отличительной чертой моего отца. Когда я была маленькой, и он не приходил, хотя обещал, я притворялась перед мамой, что для меня это не имело большого значения. Я помню, как он заставлял ее плакать, и я тогда понимала, что она плакала бы еще больше, если бы я открыто проявляла свою грусть и расстройство из-за его обмана. Поэтому я рано научилась скрывать свою боль и грусть. Но вскоре их заменил гнев и разочарование, которые я уже не так хорошо скрывала.