Йейтс: В лощине?
Эмили (кажется, теряя терпение): Да, в лощине. Моя лощина, мое тайное место, мое личное убежище, где я могу побыть наедине с собой, отгородиться от Школы Креста и Страстей и сестер-наставниц и в должной степени затаиться, чтобы ощутить магию.
Йейтс: Пожалуйста, продолжай.
Эмили: Мне угрожала опасность от того, кто слал письма, – от того, кто говорил, что любит меня. Они пришли и прогнали его, прежде чем он смог причинить мне боль.
Йейтс: Э-э… речь про фейри? Я не понимаю. Эмили?
Эмили: Одной из них была лучница, которую я сфотографировала. Она стояла близко от меня, вот как вы сейчас. Ее лук был выше, чем она сама. Видите ли, она не очень высокого роста, даже меньше меня, и я помню, что на тетиве была стрела. Она выстрелила в него – не для того, чтобы причинить боль, а чтобы напугать, – и он убежал. Другой был арфист. Слепой арфист. Как будто родился без глаз. Там, где должны быть глаза, только ровная кожа. Он очень высокий и худой, и у него всюду привязаны лоскуты и ленточки: к пальцам, бороде, волосам, струнам арфы и так далее. Раньше я удивлялась, почему он весь обвязан этими маленькими тряпочками, но теперь понимаю! Они помогают ему ориентироваться. Это как кошачьи усы – их шевелит ветер, листья и ветви, и таким образом слепой чувствует различные движения и понимает, где находится.
(Изумленный шепот в комнате. Сразу несколько человек начали говорить, но мистер Г. Рук заставил их замолчать.)
Рук: А ты не могла бы мне сказать, в какой день случилось это… э-э… событие?
Эмили: Второго апреля.
Рук: Понимаю. Очень интересно. Простите, миссис Десмонд, – полагаю, ваш супруг в силу рода научных занятий владеет чем-то вроде астрономического альманаха или календаря? Нельзя его одолжить на одну-две минуты? (Миссис К. Десмонд приносит из библиотеки упомянутый альманах.) Благодарю. Дайте-ка проверим, второе апреля 1913 года… Проклятие, что происходит?
К. Десмонд: Мне очень жаль – опять эти омерзительные перебои в электроснабжении, о которых я упоминала вчера. Миссис О’Кэролан… миссис О’Кэролан, лампы, пожалуйста. Если хотите, господа, можем продолжить при свете ламп.
Рук: Спасибо, миссис Десмонд, но прежде, чем я смогу возобновить расспросы, мне нужно кое-что изучить, и, если у мистера Йейтса нет новых вопросов, я думаю, на сегодня хватит – мы и так замучили бедняжку Эмили.
Третье интервью: 15:30, 29 июля 1913 года.
Присутствующие: те же персоны и доктор Э. Г. Десмонд.
Погода: облачно, с запада надвигается дождь.
Эмили (на лице отражается экстаз): О, разве вы их не слышите? Разве вы их не чувствуете? О, я думала, что потеряла их, оскорбила и они спрятались от меня, но они вернулись, они пришли за мной. О, разве вы не слышите, как они взывают из лесов и лощин, с горных склонов? Они прекраснейшие из прекрасных, сыновья Дану; никто не сравнится с красотой обитателей полых холмов: ни сыновья Миля Испанца, ни дочери гордой Медб, дремлющей на холодной вершине Нокнари. Плащи у них из красной шерсти,[19] туники – из тонкого греческого шелка. На груди у каждого – знак героев Красной Ветви, на челе – венец из желтого золота; кожа бела, как кобылье молоко, а кудри черны, как вороново крыло. Очи сверкают, словно железные наконечники копий; губы карминовые, будто кровь. Они восхитительны, эти сыновья Дану, но нет среди них кого-то прекраснее и благороднее, чем Луг Длиннорукий. Могуч он и силен, золотом сияют его локоны и кожа, и золото с зеленью – наряд его, в цветах королевской крепости Бру-на-Бойн. Он – Луг, Король Утра, Мастер Тысячи Навыков. Нет никого, кто мог бы сравниться с ним в музыке или стрельбе из лука, поэзии или военных победах, охоте или нежных подвигах любви. (Доктор Десмонд краснеет.) Мы – всадники на крыльях рассвета, он и я, танцоры в залитых звездным светом чертогах Тир на н-Ог. И с заходом солнца мы взлетаем в облике лебедей, соединенных цепями и ошейниками из красного, ах, такого красного злата, мы сквозь ночь стремимся в Страну Восхода, где снова отправляемся в чудесное путешествие любви. Мы пробовали фундук с Древа Мудрости. Мы были многим и многими: дикими лебедями на озере Код; двумя земляничными деревьями, что сплелись на голом горном склоне; белыми птицами над пеной морской. Мы были растениями, прыгающими серебристыми лососями, дикими лошадьми, рыжими лисами, благородными оленями; храбрыми воинами, гордыми королями, мудрыми волшебниками…
Йейтс: Очаровательно. Совершенно очаровательно. Ах, спасибо тебе, Эмили. На данный момент этого достаточно. Мистер Рук, хотите о чем-то спросить?
19
Красный цвет в кельтской мифологии символизирует связь с потусторонним миром, и сиды в некоторых преданиях носят красные плащи.