Сиенну я встретила в деревне год назад, отнюдь не столь розовощекую и упитанную, как сейчас. Оба ее родителя всю жизнь прослужили в семье графа Вейнер, с детства готовя девочку к роли экономки. Знали бы они, что молодой граф вызовет гнев короля, будет сослан на южную границу, где станет срывать гнев на домочадцах, может быть, и не воспитывали бы дочь в атмосфере полного подчинения вышестоящим.
Родители Сиенны погибли в голодную и холодную зиму. Молодой хозяин совратил девушку, затем передал на потеху стражам. Обычная судьба женщины, оставшейся без защиты. В свое время она постигла и меня после кратковременного счастья в объятиях Рейсвальда.
В тот день я пришла на базар за яблоками для шарлотки. Торговое место в захудалой деревеньке на южной границе оставляло желать лучшего. Я уныло перебирала битые яблоки под брезгливым взглядом толстой торговки, как вдруг наткнулась на двух девушек. Одна из них в одежде экономки выбирала продукты, затем складывала в корзину в руках второй. Их сопровождал стражник, который безразлично взирал на нагруженных девушек, не считая своим долгом предложить разделить тяжесть.
Внутреннее чутье безошибочно уловило аромат жертвы. Хорошо одетая экономка пугливо прятала голову меж костлявых плеч. И у меня автоматически сработал инстинкт защиты, который Илстин настойчиво старался вытравить: «Живи для себя, Эвитерра, люди тебя погубят».
Стражник резко бросил экономке замечание, приказывая поторапливаться. Девушка замешкалась, рассматривая кусок мяса, и не успела ответить. Резкая пощечина ожгла щеку, она отлетела на пыльную мостовую, стражник довольно отряхнул кисть и жестко рассмеялся.
Во мне будто лопнула невидимая нить, годами сдерживаемая ярость хлынула наружу. Через мгновение, вместо того чтобы стоять в стороне, отбирая яблоки, я обнаружила себя между горой мышц и девушкой.
Со стороны выглядело смешно — щуплая низкорослая блондинка, взирающая снизу вверх на заросшего щетиной детину. Видимо, он тоже так решил, раз посмел сказать:
— Убирайся с дороги, шваль.
Дело в том, что я не хотела привлекать к себе особого внимания в то время, а ничто не способствует этому лучше, чем внешнее уродство. Заячьей губы и иллюзии гнилых зубов было достаточно, чтобы стражник уверился в собственной безнаказанности. Он волосатой рукой попытался отодвинуть меня, дабы полюбоваться на неуклюжие попытки экономки подняться с земли.
— Только что вы совершили большую ошибку, — вежливо сообщила я и недобро сверкнула кривой ухмылкой.
Стражник бросил на меня взгляд, передумал, решил не марать руки, а пнуть страшилу окованным сталью сапогом.
Магия с легкостью сорвалась с кончика пальца золотым дождем, пронзила кожаный сапог, поползла вверх по штанам к бедрам, словно ядовитая змея. Укус, ослепительная вспышка — и магия навсегда отсекла предмет гордости любого мужчины.
— Ведьма! — неожиданно высоким голосом заорал стражник, зажимая пустое пространство между ног.
— К вашим услугам. — Я с достоинством чуть склонила голову.
Вокруг нас на базарной площади набирало обороты столпотворение. Зеваки показывали пальцами на происходящее, плотным кольцом обступала толпа. Экономка, так и не поднявшись с земли, смотрела на меня со смесью восхищения и страха.
Стражник грязно выругался, в его руках сверкнула сталь.
— Еще одно слово — и отсеку голову, в которой прискорбно мало хороших манер, — предупредила я.
Громилу явно недостаточно предупреждали о дурном нраве ведьм. Мы словами на ветер не бросаемся. Когда клинок оказался в сантиметре от моей шеи, отрезав по дороге светлый локон, стражник страшно закричал, весь объятый золотым огнем, а потом в пыли завозилась заросшая волосами, истошно орущая морская свинка.
Я подняла животное под мягкий животик, вручила экономке со словами:
— Теперь ты можешь делать с ним все что вздумается. Посмотрим, как ему понравится быть миленькой беспомощной зверюшкой.
Воровато оглянулась по сторонам, подобрала локон и положила в специальный карман. В волосах ведьм полно остаточной магии. Артефакторы скупают наши волосы и делают из них полезные предметы быта с приличным сроком годности.
Я уже собралась вернуться к яблокам, как вдруг вспомнила важное условие.
— Все проклятия обратимы, условие таково: принести столько радости, сколько причинил горя, — сказала истошно вопящей морской свинке черно-белого окраса и излишней волосатости.
Тяжело вздохнула: с толпой слиться не суждено. Придется переезжать в другую богом забытую деревню, пока не подберу жилье достаточной уединенности.