Она явно спокойная, если не считать случайных приступов паники из-за тревожного расстройства, никогда не заподозрит, что обзавелась невероятно опасным сверхъестественным сталкером, отслеживающим каждое ее передвижение, как в прошлом, так и в настоящем. За последние два дня Роман прочел все ее тринадцать опубликованных романов. Теперь он, скорее всего, знал о маленькой Эви Фэрроу больше, чем она сама о себе.
Знал, что девушка обожает «Найтвиш». Она взрывала его бедные беззащитные барабанные перепонки этой музыкой каждый раз, когда что-то выводило ее из себя и раздражало. Знал, что она любит носить массивные тяжелые ботинки. Возможно, они являлись ее слабостью. Она надевала новую пару каждый день, хотя портлендская зима требовала более теплой обуви. Она любила пылесосить, потому что треугольный узор на ковре успокаивал и приносил умиротворение. Она любила смотреть британские комедии, справляясь таким образом с приступами тревоги. И когда жизнь становилась совсем невыносимой, отправлялась на железнодорожные пути, где раскладывала на рельсах монеты, а потом собирала их вновь.
Она не имела никаких вредных привычек, разве что обожала кофе, который поглощала в течение дня в неимоверных количествах, тот оказывал прямо противоположный эффект, чем ожидалось, скорее успокаивая, чем стимулируя. Вегетарианка, принимала витамины и душ с ароматом цветущей вишни. Он окружал ее, словно неземная вуаль, соблазнительно распространяясь при каждом движении.
Имелось и то, что она в себе ненавидела, это самоуничижение одновременно и нравилось ей, и раздражало Романа. Она обладала очарованием прекрасных особенной красотой людей, которые даже не догадывались об этом. Он поддался порыву стереть негативные эмоции из ее сознания, по крайней мере, попытался сделать это. Не мог вынести мысли о том, что она ругает себя за такие несущественные и бессмысленные вещи, как собственный миниатюрный рост и восхитительные изгибы, особенно когда она для него оказалась так… хороша. Он научился сдерживать свои порывы, отлично разбираясь в психологии, списал проблемы с ее самоуважением на человеческую сущность. Ни один смертный никогда не был полностью счастлив, независимо от того, что они утверждали обратное. Роман знал лучше, чем кто-либо другой, что даже у Далай-ламы, скорее всего, имелись скелеты в его духовном шкафу.
Но из всех поразительных фактов, что ему удалось почерпнуть из сознания Эви, одно поразило Романа больше, чем все остальное.
Теперь он знал, к какому типу мужчин ее влечет.
Это оказалось достаточно легко определить, просто прочитав хотя бы один ее роман. Главные герои ее рассказов обладали разными чертами. Некоторые блондинки, некоторые брюнетки, некоторые худые, некоторые пышечки. С разным цветом глаз, разной национальности. Но всех их объединяло нечто общее. Почти каждый являлся большим, чем просто человек и чем простые смертные. По крайней мере, в ее жизни.
В этом имелся смысл. В Эви было нечто неподдающееся объяснению. У нее богатое воображение. Роман вторгался в ее сны последние две ночи и уходил, задыхаясь от ярких цветов, деталей и креатива. В этом она оказалась невероятно талантлива. Но имелось и нечто иное. Тот самый свет в конце туннеля, который ему еще предстояло познать. Необычная. Так что логично, что и ее вторая половинка являлся таким же необычным.
И Эви словно понимала это на подсознательном уровне. Вот одна из причин, почему у нее до сих пор не сложились прочные и серьезные отношения ни с одним мужчиной. Она понимала, что в конечном счете мужчина разочарует ее. К несчастью, в мире смертных подобное обрекло бы ее на существование старой девы.
К счастью, она жила не в чисто смертном мире. Больше нет — и никогда не будет. Не теперь, когда он нашел ее.
Роман наблюдал, как Эви в свою очередь подошла к стойке. Продавец тепло поздоровался с ней, и она ответила ему тем же, прежде чем сделать заказ.
Мужчина за прилавком весело улыбнулся ей.
— Чизкейк и кофе без сахара, — шутливо повторил он. — Возьмите.
Эви засмеялась.
— Знаю, это бессмысленно. Но терпеть не могу пить калорийные напитки.
«Очень жаль», — подумал Роман. Именно так питается вампир. А затем моргнул. От непрошеной мысли, как и сопутствующего образа, возникшего перед его мысленным взором: Эви — вампир.
Это невозможно. Или, скорее, уже невозможно. Роман позаботился об этом давным-давно. Потомки рождались, а не создавались. Так почему же тогда он вообразил ее именно такой? И почему от этого образа его сердце бешено заколотилось, а внутренности скрутило от тоски?