Блу поцеловала его.
Он достаточно часто мечтал об этом, и вот, наконец, его желание претворилось в жизнь. В другом мире это выглядело бы просто: девушка, легко прижавшаяся губами к губам парня. Но в этом мире Гэнси сразу ощутил силу, заложенную в этом простом действии. Блу, зеркало, усилитель, странная душа наполовину человека, наполовину дерева, переполненная магией силовой линии, текущей сквозь нее. И Гэнси, когда-то возрожденный мощью силовой линии, обретший сердце, созданное ею – еще одно зеркало. И когда эти зеркала оказались лицом друг к другу, более слабое не выдержало.
Сердце Гэнси было не выращено, но подарено ему силовой линией.
Он отстранился от Блу.
Громко и отчетливо, вложив в свой голос все свое устремление, не оставлявшее места для сомнений, он произнес:
– Пусть это послужит к смерти демона.
Едва он выговорил эти слова, Блу обвила руками его шею. Едва он выговорил эти слова, она прижалась лицом к его щеке. Едва он выговорил эти слова, она обняла и удерживала его как рвавшийся из горла крик. Люблю, люблю, люблю.
Он беззвучно выскользнул из ее объятий и упал на землю.
Он был королем.
Глава 65
Если знать, откуда вести отсчет, эта история была о Ноа Черни.
Когда ты мертв, у тебя одна проблема: твои истории переставали быть линейными и начинали двигаться по кругу. Они начинались и заканчивались одним и тем же моментом – смертью. Было крайне нелегко придерживаться других способов изложения этих историй и помнить о том, что живых людей интересует конкретный порядок событий. Хронология. Так это называлось. Ноа же был больше заинтересован в духовной значимости минуты. Минуты, в которой его убили. Это была история. Он никогда не переставал отмечать этот момент. Каждый раз, попадая туда, он приостанавливался и наблюдал, до мельчайших подробностей вспоминая каждое физическое ощущение, которое он испытал во время убийства.
Убийство.
Порой он зацикливался на бесконечном понимании того, что его убили, и тогда ярость заставляла его разбивать предметы в комнате Ронана, или сбрасывать со стола Гэнси горшок с мятой, или выбивать стекло на лестнице, ведшей к их квартире.
Но иногда он застревал в этом моменте. Смерть Гэнси. Он наблюдал, как Гэнси умирает, снова, и снова, и снова. Он гадал, мог ли он проявить такую же отвагу тогда, в лесу, если бы Уэлк попросил его умереть добровольно, а не принуждал его к этому. Вряд ли он был на это способен. Он не был уверен, что они с Уэлком были настолько близкими друзьями. Порой, отправляясь назад во времени, чтобы увидеть еще живого Гэнси, он забывал, знает ли этот Гэнси о том, что ему предстоит умереть. Было так легко все знать, когда время бежало по кругу, но он с трудом вспоминал, как именно пользоваться этими знаниями.
– Гэнси, – произнес он. – Только это, и больше ничего.
Момент был выбран неверно. Вместо этого Ноа втянуло в ту реальность, где Гэнси был духом, а это была уже совсем другая ветвь истории. Он отступил от нее. Здесь выбирать пути надо было не в пространстве, а во времени. Это было немного похоже на игру со скакалкой, когда играют три человека – Ноа уже не мог вспомнить, с кем играет; он лишь помнил, что в какой-то момент начал игру – приходилось ждать подходящего момента, чтобы подойти к крутившейся скакалке, а иначе тебя отбрасывало назад.
Он не всегда помнил, почему делает это, но помнил, что именно делает: ищет момент, когда Гэнси умер впервые.
Он не мог вспомнить, когда именно пришел к этому решению. Он не видел разницы между «вспомнить» и «пережить повторно». Теперь он уже не различал, что конкретно он делает – вспоминает о каком-то событии или заново проживает его.
Ноа просто знал, что должен делать это до тех пор, пока не попадет в нужный момент. Ему нужно было оставаться осязаемым и видимым достаточно, чтобы дойти до него.
Вот, вот этот момент: такой юный Гэнси, корчась, умирает в лесу, в то время как Ноа точно так же корчился и умирал в другом лесу где-то далеко отсюда.
Все эти времена слились воедино. Едва Ноа умер, его душа, переполненная энергией силовой линии и получившая милость от Кэйбсуотера, растянулась по временному потоку, охватив каждый уже прожитый и еще предстоявший миг. Было так легко казаться мудрым, когда время бежало по кругу.
Ноа склонился над телом Гэнси и в последний раз произнес:
– Ты будешь жить из-за Глендауэра. Кто-то другой сейчас умирает на силовой линии, хотя не должен был, поэтому ты будешь жить, хотя не должен был.