Блу никогда раньше не видела его таким оживленным. Эта версия Ноа, занимавшаяся пустой болтовней, определенно была ближе к тому, каким он был при жизни. Ученик Эгленби, катавшийся на скейтборде и водивший ярко-красный «мустанг». Она вдруг осознала, что, вероятно, вообще не смогла бы подружиться с таким Ноа. Он не был плох. Просто очень юн, а она сама никогда не была такой. Неприятная мысль.
– … И я бы назвал это… ты готова?.. я бы назвал это «Цыпленок на вынос». Цыпленок, поняла? Чего бы ты хотела сегодня? Ой, мам, закажи цыпленка на вынос, – Ноа шлепнул Блу по связанным в хвост волосам. – Ты даже могла бы надеть на голову такую бумажную шапочку. Ты могла бы стать лицом бренда «Цыпленок на вынос».
Блу внезапно потеряла терпение и взорвалась:
– Все, Ноа, хватит, а не то…
Над головой раздался каркающий смех, сразу заставивший ее замолчать. С дерева осыпались несколько сухих листков. Блу и Ноа запрокинули головы. На прочных толстых ветвях, прислонившись спиной к стволу и упираясь ногами в более тонкие ветки, восседала Гвенллиан, дочь Глендауэра. Как всегда, она выглядела жутковато и в то же время изумительно. Накрученная из темных волос башня была утыкана шариковыми ручками, обвешана ключами и бумажными папильотками. На ней были как минимум три платья, надетые одно поверх другого, но все три были задраны высоко до бедер, и непонятно, задрались ли они сами, пока она взбиралась на дерево, или же она задрала их намеренно. Ноа уставился на нее.
– Привет-привет, мертвечина! – пропела Гвенллиан, вытаскивая из своей дикой прически сигарету с одной стороны и зажигалку – с другой.
– И давно ты здесь сидишь? И еще и куришь? – возмутилась Блу. – Смотри, не убей мое дерево.
Гвенллиан выпустила изо рта облако пахнущего гвоздикой дыма:
– Ты говоришь как Артемус.
– Я не знаю, как он говорит, – Блу пыталась скрыть обиду в голосе, но ей это не удавалось. Она и не надеялась, что Артемус сразу заполнит зияющий провал в ее сердце, но также не ожидала, что он просто запрется в кладовке.
Выдохнув впечатляющее колечко дыма сквозь сухие листья, Гвенллиан оттолкнулась от ствола и съехала на ветку пониже: – Твоего обитающего в кустах трусоватого папашку нелегко познать, синяя лилия, лилейная Синь. Но, опять же, вот эта штука рядом с тобой тоже не так проста, верно?
– Что еще за штука? Ноа? Ноа никакая не штука!
– Мы встретили птичку в кустарнике, птичку в кустарнике, птичку в кустарнике, – пропела Гвенллиан. Она соскользнула еще ниже, и еще, пока ее сапоги не оказались прямо у Блу перед носом. – И тридцать ее друзей! Ты чувствовал себя довольно-таки живым, не так ли, маленькое мертвое нечто? Давай-ка между нами начистоту. Лилейная Синь – мощное зеркало, и лилейная Гвен – мощное зеркало, а ты между ними, вспоминаешь, что значит жить?
Похоже, Гвенллиан была права, и это раздражало. Этот неупокоенный, совершенно живой Ноа почти стопроцентно проявился в реальности только благодаря медиумам-аккумуляторам, поддерживавшим его с двух сторон. А еще раздражало, что Гвенллиан на корню убила хорошее настроение Черни. Он так низко нагнул голову, что теперь они видели только его макушку.
Блу сверлила ее глазами:
– Ты ужасная.
– Спасибо, – Гвенллиан спрыгнула на землю одним размашистым прыжком и затушила сигарету о ствол дерева. На коре образовалась темная подпалина, которую Блу мгновенно ощутила как ожог в собственной душе. Она бросила на Гвенллиан сердитый взгляд. Блу была низкорослой, а Гвенллиан – высокой, но Блу испытывала непреодолимое желание смотреть на нее со злостью, а Гвенллиан, похоже, именно этого и добивалась, так что у них прекрасно получалось взаимодействовать.
– Что ты хочешь от меня услышать? Что он мертв? Какой смысл подчеркивать это?
Гвенллиан склонилась к ней так близко, что они могли бы потереться друг о друга носами. Ее произнесенные шепотом слова пахли гвоздикой:
– Ты когда-нибудь разгадывала загадку, которую тебе не загадывали?
Калла считала, что Гвенллиан начала петь и говорить загадками после того, как ее похоронили живьем на шестьсот лет. Но, глядя в ее ликующие глаза и вспомнив, что ее похоронили так за попытку заколоть поэта Оуайна Глендауэра, Блу решила, что Гвенллиан, вероятно, всегда была такой.