Деклан. Держит что-то в руке. Черное в этом агрессивном, кричащем свете.
Маска.
Круглые прорези под глаза, распяленный в улыбке рот.
Ронан помнил об этой маске только омерзение. Что-то в ней внушало ужас, но он не мог вспомнить, что именно. Все мысли выжигал этот отработанный радиоактивный остаток воспоминания.
Старший из братьев Линч устремился к ним; мокрая трава хлюпала под его туфлями.
Сон содрогнулся.
Деклан ускорил шаг и припустил прямиком к Мэтью.
– Сиротка! – вскрикнул Ронан, вскакивая на ноги. – Кэйбсуотер! Tir e e'lintes curralo!
Сон содрогнулся во второй раз. Призрачный лес незримым отпечатком лег поверх него, будто наложенный кадр в фильме.
Ронан ринулся вперед по умирающей белесой траве.
Деклан первым добежал до Мэтью. Самый младший Линч задрал голову, доверчиво глядя на него, и именно в этом заключался кошмар.
«Повзрослей, наконец, придурок», – сказал Деклан Ронану и пришлепнул маску на лицо Мэтью.
Это и был кошмар.
Ронан выхватил Мэтью у Деклана из-под рук; его сон судорожно вздохнул. В руках Ронан ощущал знакомые формы младшего брата, но было слишком поздно. Эта примитивная маска с легкостью и намертво приросла к лицу Мэтью.
Над головой у них пролетел ворон и исчез посреди неба.
«Все будет хорошо, – повторял Ронан братцу. – Ты можешь жить и так. Ты просто не будешь ее снимать, вот и все».
Взгляд Мэтью в широких прорезях маски был бесстрашен. И это был кошмар. Это-был-кошмар-это-был-кошмар-это-был…
Деклан сорвал маску.
За его спиной дерево сочилось чернью.
Лицо Мэтью превратилось в линии и штрихи. На нем не было крови; оно не наводило страх; оно просто перестало быть лицом, и в этом и был весь ужас. Он перестал быть человеком и стал рисунком.
Грудь Ронана, лишенная воздуха, разрывалась от молчаливых всхлипов. Он не плакал так уже очень давно…
Сон содрогнулся. Распадался уже не один только Мэтью – все вокруг сводилось на нет. Руки Авроры указывали одна на другую, все пальцы загнуты назад, к груди – от них остались лишь истончавшиеся штрихи. За спиной у них стоял на коленях Гэнси с мертвыми глазами.
Голос Ронана охрип. «Я сделаю что угодно! Я сделаю что угодно! Я сделаю что уго…»
Все, что Ронан любил, развоплощалось.
Пожалуйста…
–––
В школьном общежитии Эгленби проснулся Мэтью Линч. Потянувшись, он ударился головой о стену – во сне он подкатился к ней впритык. Только когда его сосед по комнате, Стивен Ли, издал звук, абсурдно выражавший недовольство, Мэтью осознал, что его разбудил трезвонящий телефон. Он лапнул трубку на тумбочке и прижал к уху: – Аааалло?
Ответа не последовало. Он моргнул, пытаясь рассмотреть номер на экране, затем снова приложил телефон к уху и сонно шепнул:
– Ронан?
– Где ты? У себя в комнате?
– Хр.
– Я серьезно.
– Хр-хр.
– Мэтью.
– Ага, я у себя. Стивен тебя ненавидит. Ща, кажись, два часа ночи. Чослучилось?
Ронан ответил не сразу. Мэтью не мог видеть его, но брат свернулся на кровати в Монмуте с телефоном под ухом, уткнувшись лбом в колени, одной рукой сжимая свой затылок: – Просто хотел убедиться, что у тебя все хорошо.
– У мя всех'рашо.
– Тогда иди спать.
– Я и щас сплю.
Братья выключили телефоны.
–––
За пределами Генриетты темное нечто, угнездившись на силовой линии, наблюдало за всеми ночными происшествиями в городе и повторяло: я-проснулся-я-проснулся-я-проснулся.
Глава 12
Следующее утро выдалось чрезмерно солнечным и жарким.
Гэнси и Адам стояли у двойных дверей школьного театра имени Глэдис Франсин Моллин Райт, чинно скрестив руки. Им достались обязанности билетеров – ну, вообще-то, только Адаму, но Гэнси добровольно вызвался заменить Бранда на месте второго билетера. Ронана и след простыл. Внутри у Гэнси потихоньку кипело раздражение.
– День ворона, – провозгласил директор Чайлд, – это не просто день гордости за нашу школу. Ведь мы каждый день гордимся ею, не так ли?
Он стоял на сцене. Вокруг все уже начинали потеть, но только не он. Он был похож на тощего, но выносливого ковбоя-погонщика скота; его кожа напоминала изъеденную солнцем стену горного каньона. Гэнси давно подозревал, что Чайлд впустую растрачивал здесь свои истинные таланты. Засунуть человека с такими способностями к выживанию в светло-серый костюм и галстук – значит, прощелкать возможность посадить его на лошадь и нацепить на него глубокую широкополую шляпу.