– Не знаю, – сказала она. – Если бы он мог это сделать, то, наверное, уже бы попробовал?
– Вообще-то, – начал было Адам, но тут же умолк. Выражение его лица изменилось. – Ты идешь сегодня на вечеринку?
– Похоже на то, – она слишком поздно поняла, что вопрос означал куда больше, чем сами слова. – Как я уже говорила, мама сказала мне, что я пойду, так что…
– С Гэнси.
– Да, наверное. И с Ронаном, если он пойдет, конечно.
– Ронан не пойдет к Генри.
– Ну, тогда да, видимо, с Гэнси, – осторожно произнесла Блу.
Адам нахмурился, глядя на свою руку, лежавшую на краю стола. Он явно что-то обдумывал, тщательно подбирая слова, проверяя их, прежде чем произнести.
– Знаешь, когда я впервые встретил Гэнси, я не мог понять, почему он дружит с таким, как Ронан. Гэнси всегда ходил на занятия, всегда выполнял задания, всегда был любимчиком учителей. И тут Ронан – как вечный, непрекращающийся инфаркт. Я знал, что мне не следует жаловаться, потому что я пришел в их компанию не первым. Первым был Ронан. Но как-то раз он вытворил какую-то очередную дерьмовую глупость, которую я даже не помню, и я просто не мог это стерпеть. Я спросил Гэнси, почему он продолжает дружить с ним, если Ронан постоянно ведет себя как последний урод. И, помнится, Гэнси ответил, что Ронан всегда говорит правду, а правда – самая важная вещь на свете.
Было совсем нетрудно представить, как Гэнси произносит нечто подобное.
Адам поднял глаза на Блу и, не моргая, уставился на нее. Снаружи ветер швырял листья в оконные стекла.
– И поэтому я хочу знать, почему вы оба не можете сказать мне правду о вас двоих.
В животе у Блу снова все перевернулось. Вы оба. Гэнси и она. Она и Гэнси. Блу десятки раз представляла себе этот разговор. Множество вариантов и перетасовок – как она поднимет эту тему в разговоре, как он отреагирует, как это закончится. Она могла это сделать. Она была готова.
Нет, все-таки не готова.
– О нас? – только и спросила она. Неубедительно.
На лице его было написано еще большее презрение, чем при упоминании имени Генри Ченга. Если такое вообще возможно.
– Знаешь, что самое обидное? То, что ты такого мнения обо мне. Ты даже не дала мне возможности показать, что я могу примириться с этой мыслью. Ты была так уверена в том, что я сойду с ума от ревности. Вот таким ты видишь меня?
Он был не так уж и неправ. Но когда они впервые решили не говорить ему, он был куда более уязвим. Говорить об этом вслух было бы неспортивно, поэтому она попыталась зайти с другой стороны: – Ты… тогда все было… иначе.
– «Тогда»? Сколько же это продолжается?
– «Продолжается» – не совсем правильное выражение, – возразила Блу. Отношения, втиснутые в узкие рамки брошенных тайком взглядов и секретных телефонных звонков, были настолько далеки от того, чего ей хотелось на самом деле, что она упрямо отказывалась называть это романом. – Это же не прием на новую работу, типа, «дата выхода на работу такая-то». Я не могу точно сказать, сколько это продолжается.
– Ты сама только что сказала «продолжается», – отметил Адам.
Эмоции Блу взмыли на гребне волны, разделявшей сочувствие и разочарование: – Не будь таким невыносимым. Мне очень жаль. Это вообще не должно было стать чем-то серьезным, но потом вдруг стало, и я не знала, как сказать. Я не хотела рисковать и портить нашу дружбу.
– Поэтому, хоть я и вполне мог бы с этим справиться, где-то в глубине души ты решила, что я начну до того лезть из кожи вон, соревнуясь с Гэнси, что лучше просто соврать?
– Я не врала.
– О, да, Ронан. Недоговаривать – все равно что лгать, – отрезал Адам. На губах у него застыла полуулыбка, но так обычно улыбались люди, которых что-то взбесило, а не рассмешило.
У двери ресторана остановилась парочка, чтобы заглянуть в висевшее снаружи меню. Блу и Адам раздраженно молчали, пока молодые люди не ушли, и ресторан по-прежнему остался пустым. Адам раскрыл ладони, словно ждал, что она сейчас положит в них какое-нибудь удовлетворительное объяснение.