– Я одинок, – сказал Гринмантл зеркалу.
Но он не был одиноким. Они с жужжанием летели вниз по лестнице, присаживались на края картинных рам и, отталкиваясь от них, неслись на кухню.
Гринмантл отвернулся от зеркала и обвел взглядом свою коллекцию. Четырехрукие доспехи, чучело единорога размером с миниатюрную козу, меч, с которого на дно витрины непрерывно капала кровь. Лучшие его находки за почти двадцать лет коллекционирования. Ну, не то чтобы лучшие, подумал Гринмантл – всего лишь вещи, которые, как он считал, наверняка могли привлечь внимание Пайпер.
Ему показалось, что он услышал какой-то звук в соседней комнате. Какое-то гудение. Или царапанье. Нет, даже не царапанье, звук был слишком легким для этого.
– После стольких личных предательств у Колина Гринмантла на четвертом десятке случился нервный срыв, – вещал Гринмантл, игнорируя звук, – и это заставило многих думать, что он тихо и незаметно канет в забвение.
Он посмотрел на сережки, лежавшие у него на ладони. Он уже предпринимал попытки приобрести их два года назад, но именно столько времени потребовалось его поставщикам, чтобы срезать их с головы женщины где-то в Гамбии. По слухам, их носитель мог видеть сквозь стены. Некоторые стены. Не каменные. Не кирпичные. Гипсокартонные, к примеру. Да, сквозь гипсокартонные можно. У Гринмантла не были проколоты уши, так что он не примерял их. А поскольку Пайпер теперь вела новую криминальную жизнь, он, похоже, может так и не узнать, работают ли они.
– Впрочем, наблюдатели недооценили личную стойкость и силу духа Колина, – продолжал вещать Гринмантл. – Его способность восстанавливаться после эмоциональных травм.
Он повернулся к двери как раз в тот момент, когда в нее ворвались посетители.
Он моргнул.
Они не исчезли.
Он моргал снова и снова, а в дверь все вливалось и вливалось нечто. Это был не предмет воображения и не отражение в проклятом зеркале. Его разуму потребовалось всего мгновение, чтобы переварить звук и картинку и понять, что это не единственный посетитель. Их было много. Они лились сквозь дверь, падали и налетали друг на друга.
Только после того, как один из них отделился от роя и подлетел к нему, Гринмантл понял, что это насекомые. Когда черная оса села ему на запястье, он приказал себе не убивать ее. Она ужалила его.
– Вот сука! – возмутился он и замахнулся на нее бутылкой.
К первой осе присоединилась вторая. Гринмантл встряхнул рукой, сбрасывая их, но тут на него полетела третья. Четвертая, пятая – целая комната, заполненная ими. Они налетели на него. Он был одет в изысканный пиджак, трусы-семейки и роящуюся оболочку из ос.
Он завертелся на месте и выронил серьги. В зеркале по его отраженному лицу текли слезы, и он видел вовсе не ос, а Пайпер. Ее руки и улыбка обвивались вокруг него.
– Мы закончили, – произнесла она одними губами.
Свет погас.
На часах было 6:22.
Глава 26
О Пайпер Гринмантл можно было говорить что угодно, но она никогда не бросала начатое дело, даже если ситуация оборачивалась не так, как она себе представляла. Она продолжала ходить на пилатес даже после того, как занятия перестали приносить ей удовольствие; не пропускала ни одного собрания книжного клуба даже после того, как обнаружила, что читает намного быстрее, чем все остальные члены клуба; и каждые две недели делала наращивание ресниц даже после того, как ближайший салон закрыли за нарушение санитарных норм.
Так что, отправившись на поиски волшебного спящего существа, похороненного в гробнице где-то неподалеку от арендованного ею дома, она не остановилась, пока не нашла его.
Развоплотитель.
Это было первое, что произнесло существо, когда проснулось. Лишь через мгновение она догадалась, что оно отвечало на ее вопрос – «Что за хрень?»
В защиту Пайпер следует сказать, что спящий оказался совсем не таким, как она его представляла. Она ожидала увидеть человека – а вместо этого обнаружила черную, как смерть, шестилапую тварь, которую она могла бы назвать шершнем, если бы поначалу не решила, что шершни отвратительны, а потом – что шершень ну никак не может быть 27 сантиметров в длину.
– Это демон, – сказала Нив, ставшая одной из опор их невероятной треноги. Полноватая женщина с тихим голосом, хорошенькими ручками и ужасной прической. Пайпер вроде бы знала, что Нив была ясновидящей и работала на телевидении, но не могла вспомнить, как и когда ей это стало известно.