Спать, плыть и видеть сны, навеки.
- Элджернон Чарльз Суинберн, «Сон пловца»
Такими знаменьями я отмечен;
И ход всей жизни ясно показал,
Что не причтен я к заурядным смертным.
- Уильям Шекспир, «Король Генрих IV»
Дорогая, композитор ступил в пламя.
- Энн Секстон, «Поцелуй»
ПРОЛОГ
Ричард Гэнси-третий уже не помнил, сколько раз ему говорили, что ему на роду написано быть великим.
Его растили для этого; благородство и целеустремленность были прочно заложены в его родословной. Его дед по материнской линии был дипломатом, архитектором судеб; его дед по отцовской линии был архитектором, дипломатом стилей. Бабушка по материнской линии наставляла детей европейских принцесс. Бабушка по отцовской линии построила школу для девочек, потратив на это собственное наследство. Семья Гэнси всегда состояла из придворных и королей, и если вокруг не было замка, куда их могли бы пригласить, они строили свой.
Он был королем.
Когда-то давно самого младшего Гэнси до смерти зажалили шершни. Но ему всегда полагались все возможные привилегии, так что смертность не стала исключением. Кто-то шепнул ему на ухо: «Ты будешь жить из-за Глендауэра. Кто-то другой сейчас умирает на силовой линии, хотя не должен был, поэтому ты будешь жить, хотя не должен был».
Он умер, но не остался мертв.
Он был королем.
Его мать, воистину королевская особа, успешно проникла в круг конгрессменов штата Вирджиния и, что неудивительно, элегантно взошла на самую вершину списка кандидатов. Вперед и вверх. Неужели кто-то сомневался? Вообще-то, да, всегда и везде, поскольку семья Гэнси не признавала одолжений. Чаще всего они их вообще не просили. Они просто делали одолжения другим и втайне надеялись, что и другие поступят по отношению к ним так же.
Сомнения – что бы ни делал член семьи Гэнси, всегда были сомнения. Очередной Гэнси храбро опускал руку в темные воды, ничего не зная о своей судьбе, пока в исполненную надежды ладонь не ложилась рукоять меча.
Так было до сих пор; однако несколько месяцев назад этот Гэнси протянул руку в темную неопределенность будущего, потянувшись за обещанным ему мечом, и вместо меча достал оттуда зеркало.
Справедливость. В какой-то извращенной мере это было справедливо.
Это случилось 25 апреля, в канун дня святого Марка. За много лет до этого Гэнси прочел книгу Роджера Мэлори «Великая тайна: силовые линии мира». В этой книге Мэлори в довольно скучной манере объяснял, что во время ночного бдения на силовой линии в канун дня святого Марка могут проявиться духи людей, которым суждено умереть в следующем году. К этому моменту Гэнси уже видел множество разных чудес, происходивших возле силовых линий или прямо на них: он видел девочку, которая могла читать книги в абсолютной темноте, пока находилась на силовой линии; старуху, поднимавшую ящик с фруктами лишь силой мысли; темнокожих тройняшек, родившихся на линии – они плакали кровавыми слезами, а вместо крови в их венах текла соленая вода. Но ни одно из этих чудес не касалось его самого. Не требовало его присутствия. Не объясняло его сущность.
Он не знал, почему его спасли.
Ему необходимо было знать, почему.
Поэтому он всю ночь провел на ставшей его личным лабиринтом силовой линии, дрожа в одиночестве на пустой парковке у церкви Святого Искупителя. Он ничего не видел и не слышал. Наутро он, донельзя уставший, прослушал запись в своем диктофоне, скрючившись на земле у своего «камаро». На этой записи его собственный голос прошептал: «Гэнси». Пауза. «Только это, и больше ничего».
Это наконец-то происходило. Он больше не был в этом мире обычным наблюдателем; он стал участником.
Но даже тогда в глубине души Гэнси подозревал, что значило услышать свое собственное имя. Вероятно, он знал это еще до того, как его друзья приехали спасать его машину часом позже. Вероятно, он знал это, когда медиумы в доме номер 300 на Фокс-уэй вытащили для него карту таро. Вероятно, он знал и тогда, когда пересказал всю эту историю Роджеру Мэлори.
Гэнси знал, чьи голоса звучат на силовой линии в канун дня святого Марка. Но он старательно обуздывал свои страхи в течение нескольких лет и не был готов спустить их с поводка так легко. Пока не умер один из медиумов в доме на Фокс-уэй, пока смерть снова не стала реальностью, Гэнси еще мог отрицать правду.
Гончие в охотничьем клубе при академии Эгленби выли об этом той осенью: вдаль, вдаль, вдаль.
Он был королем.
И этот год станет последним годом его жизни.
Глава 1
Если знать, откуда вести отсчет, эта история была о женщинах, живущих в доме номер 300 по Фокс-уэй.
Истории можно растягивать в любую сторону. Давным-давно жила-была девочка, умевшая играть со временем. Шаг в сторону: давным-давно жила была дочь девочки, умевшей играть со временем. А теперь шаг назад: давным-давно жила-была дочь короля, умевшая играть со временем.
Сплошные завязки и развязки, насколько хватало взгляда.
Все женщины в этом доме были ясновидящими, кроме Блу Сарджент. Можно бы предположить, что у обитателей дома было много общего, но на самом деле общего между ними было ровно столько же, сколько у группы музыкантов, врачей или гробовщиков. «Ясновидящий» – не столько тип личности, сколько набор навыков. Система верований. Общее согласие с тем, что время, как и история – не ровная линия; время – это океан. Если не можешь найти нужный тебе момент, возможно, ты просто заплыл недостаточно далеко. Возможно, ты еще недостаточно хорошо умеешь плавать. Также возможно (неохотно соглашались эти женщины), что некоторые моменты спрятаны так далеко во времени, что их лучше оставить глубоководным созданиям, например, морским чертям с целой пастью зубов и светильниками на лбу. Или Персефоне Полдма. Впрочем, она уже умерла, так что вряд ли это можно назвать удачным примером.
В один из понедельников женщины в доме на Фокс-уэй наконец-то решили оценить грядущую кончину Ричарда Гэнси и распад их размеренной, привычной жизни, а заодно выяснить, как эти два явления были связаны между собой (если такая связь вообще была). Ранее Джими провела очищение чакры в обмен на бутылочку отменного виски и жаждала приговорить ее в компании товарок.
Калла вышла в холодный октябрьский день, чтобы перевернуть табличку рядом с почтовым ящиком, на которой было написано «Закрыто. Приходите позже!». В доме Джими, большая поклонница магии трав, вытащила несколько маленьких подушечек, набитых полынью (для усиления проецирования души в другие миры) и подожгла розмарин (для усиления памяти и ясновидения – впрочем, это одно и то же, но в разных направлениях). Орла помахала тлеющим пучком шалфея над колодами карт таро. Мора наполнила жидкостью чашу для гаданий из черного стекла. Гвенллиан, зажигавшая расставленные кругом свечи и опускавшая жалюзи на окнах, напевала какую-то веселую, но довольно гаденькую песенку. Калла вернулась в комнату гаданий, неся на сгибе локтя три статуэтки.
– Здесь пахнет, как в чертовом итальянском ресторане, – сказала она Джими, которая продолжала что-то мурлыкать, раздувая дым и виляя объемистым задом. Калла поставила статуэтку богини Ойи рядом со своим креслом, а статуэтку танцующей Ошун – возле кресла Моры. Сжала в руках третью статуэтку – Йемайи, африканской богини воды, которая всегда стояла либо рядом с креслом Персефоны, либо на туалетном столике в спальне Каллы.
– Мора, я не знаю, куда поставить Йемайю.
Мора указала на Гвенллиан, которая ткнула в нее пальцем в ответ:
– Ты говорила, что не хочешь привлекать к этому Адама, поэтому придется работать с ней.
– Я никогда этого не говорила, – возразила Калла. – Я сказала, что он слишком сильно замешан в этом деле.
В действительности, все они были слишком уж замешаны в этом деле. Они были слишком близко уже не первый месяц. Настолько близко, что уже не понять, были ли они участниками ситуации или самой ситуацией.