Ноа Черни – пожалуй, слишком уж человеческое имя для существа, которое, по мнению Каллы, лишь отдаленно напоминало человека. Она видела множество живых людей и духов за свою жизнь, но такое ей встречалось впервые. Его душа разложилась до такой степени, что вообще не должна была существовать, а тем более иметь какую-то форму. Она должна была стать призраком призрака. Периодически возникающим наваждением без каких-либо признаков разума. Как запах столетней затхлости в комнате. Как дрожь по коже, когда стоишь у открытого окна.
Но каким-то немыслимым образом она смотрела на обломки души и все еще видела мертвого мальчишку внутри.
– О, детка, – проворковала исполненная сочувствия Джими. – Бедняжка. Давай-ка я принесу тебе немного…
Она запнулась, хотя, будучи опытной травницей, всегда могла предложить какие-нибудь травы от любой болезни смертных.
– Немного чего? – переспросила Калла.
Джими сжала губы и слегка покачнулась на пятках. Она явно была озадачена, но не могла позволить себе потерять лицо перед остальными. Вдобавок, у нее было доброе, жалостливое сердце, и такая форма существования Ноа, несомненно, огорчала ее.
– Мимозы, – нашлась Джими, внезапно просияв, и Калла вздохнула, неохотно выражая согласие. Джими погрозила Ноа пальцем. – Цветки мимозы помогают духам проявиться, это придаст тебе сил!
Пока она карабкалась по лестнице наверх, Мора попросила мистера Грэя проводить Ноа в комнату для гаданий, а затем она и Калла принялись совещаться, стоя у подножия лестницы. Вместо того чтобы рассказывать, каким образом Ноа очутился у них, она просто протянула руку, чтобы Калла могла прижать ладонь к ее коже. Психометрия Каллы – прорицание через прикосновение – часто не давала четких ответов, но в данном случае событие произошло совсем недавно и еще было достаточно ярким, чтобы она легко могла считать его, равно как и увидеть поцелуй, которым Мора и мистер Грэй обменялись ранее.
– Мистер Грэй очень способный, – отметила Калла.
Мора бросила на нее испепеляющий взгляд:
– Тут такое дело. Думаю, мне специально показали то зеркало с именем Пайпер, но я не думаю, что это было желание Ноа. Он вообще не помнит, как попал туда и почему это делал.
Калла понизила голос до шепота:
– Может, он – знамение?
Знамения, сверхъестественные предупреждения о грядущем несчастье, не особо интересовали Каллу, в основном потому, что чаще всего они были предметом чьего-то воображения. Людям постоянно мерещились знамения там, где их вовсе не было: черные кошки – к неудаче, черный ворон – к печали. Но настоящим знамением, зловещим предзнаменованием, отправленным малопонятным космическим разумом, не следовало пренебрегать.
Голос Моры также опустился до шепота:
– Вполне возможно. Я весь день не могу избавиться от этого ужасного чувства. Я просто не думала, что знамением может быть нечто разумное.
– А он правда разумен?
– Во всяком случае, какая-то часть него. Мы говорили в машине. Я никогда не видела ничего подобного. Он достаточно разложился, чтобы потерять всякий разум и осмысленность, но, в то же время, внутри еще остался мальчик. Ну, то есть… он же сидел с нами в машине.
Обе женщины поразмыслили над этим какое-то время.
– Это ведь он умер на силовой линии? – уточнила Калла. – Может быть, Кэйбсуотер наделил его достаточной силой, чтобы он оставался в сознании для всего этого, хотя давно должен был уйти. Если он слишком труслив, чтобы идти дальше, этот сумасшедший лес мог запросто дать ему силу, чтобы он мог остаться здесь.
Мора бросила на Каллу еще один испепеляющий взгляд:
– Это называется бояться, Калла Лили Джонсон, и он всего лишь мальчишка. Блин. Ты только подумай, его же убили. И он один из лучших друзей Блу, помнишь?
– Так что будем делать? Хочешь, чтобы я подержалась за него и разузнала, что к чему? Или попытаемся отправить его в другой мир?
На лице Моры было написано беспокойство:
– Вспомни, что было с лягушками.
Несколько лет назад Блу, выполняя какие-то поручения неподалеку от дома, поймала двух древесных лягушек. Она радостно обустроила им временный террариум в одном из самых больших стеклянных кувшинов, позаимствованном у Джими. Но едва она ушла в школу, Мора мгновенно предвидела – обычными путями, не через ясновидение – что лягушкам грозит медленная смерть, если их будет опекать юная Блу Сарджент. Она выпустила лягушек на свободу на заднем дворе и тем самым положила начало одной из самых яростных ссор со своей дочерью за всю историю их семьи.
– Прекрасно, – прошипела Калла. – Значит, не будем освобождать никаких призраков, пока она на вечеринке в тогах.
– Я не хочу уходить.
Мора и Калла вздрогнули.
Разумеется, Ноа стоял рядом с ними. Его плечи были опущены, а брови – подняты вверх. Под оболочкой он состоял сплошь из паутины и черни, пыли и пустоты. Говорил он тихо и невнятно.
– Не сейчас.
– У тебя мало времени, парень, – сказала ему Калла.
– Не сейчас, – повторил Ноа. – Пожалуйста.
– Никто не будет заставлять тебя делать что-то, чего ты не хочешь, – заверила его Мора.
Ноа печально покачал головой:
– Они… уже заставили. И… заставят снова. Но это… Я хочу сделать это ради себя.
Он протянул Калле руку ладонью вверх, словно попрошайка. Этот жест напомнил Калле о еще одном мертвом человеке, которого она встречала в своей жизни – о том, кому удавалось наградить ее скорбью и повесить ей на шею чувство вины, даже двадцать лет спустя. Фактически, раз уж она начала размышлять над этим, этот жест был точной копией того, другого: кисть – такая же вялая, пальцы расправлены слишком изящно и целенаправленно – будто эхо воспоминаний Каллы.
– Я – зеркало, – понуро пробормотал Ноа, словно в ответ на ее мысли, и уставился себе под ноги. – Извините.
Он начал было опускать руку, но в Калле наконец-то проснулось неохотное, но вполне искреннее сострадание. Она сжала его холодные пальцы.
В тот же миг ей изо всех сил врезали по лицу.
Она должна была ожидать этого, но все же едва успела прийти в себя, когда за первым ударом последовал второй. Тошнотворной волной накатил страх, затем боль, а затем пришел третий удар, но Калла проворно отразила его. Она не имела ни малейшего желания переживать всю смерть Ноа целиком.
Она обошла момент убийства и… ничего не обнаружила. Обычно психометрия отлично работала, когда дело касалось прошлого, она раскапывала все недавние события, пробираясь к каким-либо значимым отдаленным происшествиям. Но Ноа уже настолько разложился, что его прошлое практически исчезло. Остались лишь паутинки воспоминаний. Там были поцелуи – ну почему Калле довелось весь день проживать моменты, когда во рту у очередной Сарджент оказывался чей-то язык? Она видела Ронана, казавшегося гораздо добрее в воспоминаниях Ноа. Там был и Гэнси, отважный, искренний и настоящий, чему Ноа явно завидовал. И Адам – Ноа боялся его, или за него. Этот страх пронизывал его образы темными нитями, постепенно становившимися все темнее. А затем возникло будущее, расправлявшее перед ней все более истончавшиеся образы, и…
Калла убрала руку и уставилась на Ноа. В кои-то веки она не могла сказать ничего умного.
– Ладно, парень, – наконец, вымолвила она. – Добро пожаловать в наш дом. Можешь оставаться здесь столько, сколько сумеешь.
Глава 17
Хоть Генри Ченг и нравился Гэнси, согласие пойти к нему на вечеринку было все равно что частично уступить ему свою власть. Нет, он не чувствовал в Генри никакой угрозы – и Генри, и Гэнси были королями, каждый на своей территории, но встречаться с Генри на его территории напрягало его гораздо сильнее, чем если бы они пересеклись на нейтральных землях академии Эгленби. Четверо ребят из Ванкувера жили за пределами студгородка, в Литчфилд-хаус, и устраивали там неслыханные гулянки. Клуб для избранных. Стопроцентно принадлежащий Генри. Отужинать в сказочной стране означало вынужденно застрять там навсегда или же томиться в ожидании следующего приглашения.