Прежде чем Адам успел ответить, их внимание привлекло какое-то движение в небе. Меж темных деревьев, росших вдоль соседних улиц, порхало странное светлое нечто. Какое-то чудовище.
Чудовище Ронана.
Его ночной ужас-альбинос редко покидал защищенные поля Барнса, а уж если покидал, то только для того, чтобы следовать за Ронаном. Не как верный пес, но скорей как легкомысленная, беспокойная, мечущаяся кошка. Сейчас он целеустремленно летел по улице прямо к ним, никуда не сворачивая. В лилово-черном пространстве он был столь же заметен, как дым, едва таща по воздуху свои рваные крылья и свисавшие с его тела ошметки кожи. Хлопанье его крыльев можно было сразу выделить среди всех прочих звуков: ту-дум ту-дум ту-дум. Чудище разинуло оба своих клюва, вздрогнувших в яростном вопле, неслышном для человеческого уха.
Ронан и Адам запрокинули головы, глядя на него. Ронан выкрикнул:
– Эй! Ты куда это собрался?
Но монстр пронесся над ними, даже не остановившись. Он летел в горы. Эта мерзкая гадина когда-нибудь схлопочет пулю от какого-нибудь перепуганного фермера, подумалось Ронану. Он понятия не имел, с чего вдруг переживает об этой твари. Может, потому, что чудище как-то спасло ему жизнь.
– Вот стремный ублюдок, – повторил Ронан. Адам нахмурился, провожая чудовище взглядом, а затем спросил: – Который час?
– 6:21, – ответил Ронан, и Адам снова нахмурился. – Нет, 8:40. Я неправильно прочел время.
– Значит, время еще есть, если это недалеко.
Адам Пэрриш всегда думал о своих ресурсах: деньги, время, сон. Даже если в спину ему будут дышать паранормальные угрозы, Ронан знал, что Адам будет дергаться из-за всего этого, ведь на следующий день снова нужно идти в школу. Именно так он и выживал.
– Куда мы едем?
– Понятия не имею. Я хочу попытаться выяснить, где находится этот дьявол, но не знаю, смогу ли заниматься ясновидением на ходу. Жаль, что я не могу одновременно ясновидеть и вести машину, но это невозможно. Я просто хочу отвести свое тело туда, куда ему приказывает идти сознание.
Над головой загудел и потух фонарь. Дождь прекратился несколько часов назад, но воздух еще был наэлектризован, словно перед грозой. Ронан все гадал, куда же это полетел его ночной ужас.
– Ладно, чародей, но если я буду вести машину, пока ты будешь в отключке, как я узнаю, куда ехать?
– Я постараюсь оставаться в сознании достаточно, чтобы тебе подсказать.
– А это возможно?
Адам пожал плечами; в эти дни определения возможного и невозможного вполне поддавались более обширной трактовке. Он наклонился и предложил Чейнсо руку. Она вспрыгнула на нее, хлопая крыльями, чтобы удержать равновесие – рукав, за который она зацепилась, сползал под ее весом – и запрокинула голову назад, когда Адам нежно погладил тонкие перышки вокруг ее клюва.
– Никогда не узнаешь, пока не попробуешь, – сказал он. – Ты в деле?
Ронан позвенел ключами от машины. Словно у него когда-нибудь могло возникнуть нежелание куда-то ехать. Он мотнул головой в сторону «хондайоты»:
– Ты что, даже не запираешь свою говнотачку?
– Нет смысла, – ответил Адам. – В нее все равно уже вламывались хулиганы.
Пресловутый хулиган растянул губы в ухмылке.
Они отправились в путь.
Глава 19
Адам вздрогнул от звука захлопывающейся дверцы и проснулся.
Он сидел в своей ужасной крошечной машине… а почему он, собственно, в ней сидит?
Место пассажира рядом занимала Персефона, ее длинные светлые волосы пенным облачком обрамляли лицо, волнами ниспадая на сиденье водителя. Она аккуратно поставила ящик с инструментами, ранее стоявший на сиденье, на пол у своих ног.
Адам прищурился, глядя на бесцветный рассвет за окном – неужели уже день? Глаза все еще резало от переутомления. Ему казалось, что прошло всего несколько минут, как он вышел с ночной смены на фабрике. Если не подремать хотя бы пару минут, дорога до дома могла бы обратиться в тяжкое испытание. Впрочем, сейчас легче не стало.
Он не мог понять, действительно ли Персефона здесь. Вероятно, да: ее волосы щекотали кожу на его руке.
– Достань карты, – велела она ему привычным негромким голосом.
– Что?
– Время для урока, – мягко добавила она.
Его усталый мозг был ему плохой опорой; все это казалось ему не совсем настоящим.
– Персефона… я… я слишком устал, чтобы думать.
Едва видимый утренний свет выхватил из темноты ее скрытую улыбку:
– Именно на это я и рассчитываю.
Когда он потянулся за картами, роясь в дверном пенале, где обычно держал их, до него внезапно дошло.
– Ты мертва.
Она согласно кивнула.
– Это воспоминание, – добавил он.
Она снова кивнула. Теперь все встало на свои места. Он блуждал по воспоминанию об одном из своих первых уроков с Персефоной. Цель этих уроков всегда была одна и та же: выйти за пределы сознательного разума. Открыть в себе бессознательное. Оттуда перейти в коллективное бессознательное. Отыскать нити, связывавшие всех и вся. Сбросить и повторить. В самом начале он не мог пройти даже первые два уровня. На каждом занятии он безуспешно пытался уйти от собственного конкретного мышления.
Пальцы Адама царапнули дно пустого дверного пенала. Знание о том, где хранились карты в его воспоминании, противоречило знанию о том, где он хранил их сейчас. Это окно начало протекать после смерти Персефоны, и теперь он держал карты в бардачке, чтобы они не намокали.
– Зачем ты здесь? Это сон? – спросил он, затем быстро поправился: – Нет. У меня сеанс ясновидения. Я что-то ищу.
И внезапно он оказался в машине один.
Он не просто был один, но сидел на пассажирском сиденье, там, где сидела она, и в руке у него была карта таро. Рисунок на карте был едва разборчив и слегка напоминал горку шершней, хотя, вообще-то, это могло быть и лицо. Неважно. Что он искал? Было трудно лавировать в пространстве между сознательным и бессознательным. Если сосредоточишься слишком сильно – выйдешь из медитации. Если слишком слабо – забудешь, зачем занялся этим.
Он позволил своему разуму чуть приблизиться к текущему моменту. В сознание просочился электронный бит, напоминая ему о том, что его тело находилось в машине Ронана. В том, другом месте он сразу увидел, что эта музыка была звучанием души Ронана. Изголодавшаяся и умоляющая, она нашептывала о мрачных закоулках, древних местах, огне и сексе.
Адам зацепился за этот пульсирующий бит и память о близости Ронана. Дьявол. Нет, демон. Поначалу в голове у него было пусто, но знание вдруг возникло само по себе.
На север, – велел он.
Все вокруг было окружено сияющим белым ореолом. Он был до того ярким, что становилось больно глазам; Адаму пришлось отвести взгляд и смотреть только вперед. Некая отдаленная его часть, та, что содрогалась от электронного бита, внезапно вспомнила, что так светится автомобильное зарядное устройство для телефона. Эта часть его мозга еще достаточно пребывала в сознании, чтобы он мог шепотом давать указания Ронану, куда ехать.
Поверни направо.
В его оглохшем ухе шелестел Кэйбсуотер. Он шептал ему о расчленении, об отречении, о насилии, о небытии. Шаг назад и неверие в собственные силы, лживое обещание чего-то, что наверняка позднее причинит тебе боль, твердая уверенность, что ты пострадаешь и наверняка заслужил это. Демон, демон, демон.
Вперед-вперед-вперед.
Где-то по ночной трассе мчалась темная машина. Руль сжимала чья-то рука, на запястье болтались кожаные браслеты. Грейуорен. Ронан. В этом сновиденном пространстве все времена слились воедино, и Адам внезапно заново пережил момент, когда Ронан протянул ему руку, чтобы помочь подняться с земли. Физические ощущения, лишенные контекста, были подобны сверхновой: острый обжигающий импульс от контакта кожи с кожей; мягкий шелест браслетов по запястью Адама; внезапный привкус возможности…
Его сознание заливал этот пронзительный белый свет.