Жидкость между поврежденных и потонувших в озерце листьев стремительно чернела. Это был ночной кошмар.
– Вставай, Пэрриш, – Ронан схватил Адама за руку. – Надо уходить.
Адам открыл глаза. Одно веко осталось закрытым.
– Не забывай, – напомнил он, – она должна пойти с нами.
Глава 24
На часах было 6:21.
К телефону в доме на Фокс-уэй давно никто не подходил. Пользуясь мобильником Гэнси, Блу послушно пыталась дозвониться домой каждые сорок пять минут, как и просила мать, но трубку никто не брал. Поначалу ей это не показалось странным; если кто-то из ясновидящих консультировал по телефону клиента издалека, все прочие звонки переводились на голосовую почту. Но было странно, что это продолжалось так долго. Блу предприняла еще одну попытку, потом еще одну.
– Надо ехать, – сказала она Гэнси.
Он не спорил. К чести Генри Ченга следовало отметить, что и он не протестовал, хоть и был пьян до очередного приступа филантропии и предпочел бы, чтобы они остались. Вместо этого он, кажется, сразу понял, что это что-то личное, и влезать в это не следует. Он принял у них простыни, пожелал им спокойной ночи и на прощание умолял Блу, чтобы она поехала с ним в Венесуэлу.
В машине они вдруг поняли, что на часах Гэнси застыло время 6:21.
Что-то было не так.
В доме номер 300 по Фокс-уэй она сразу пошла к парадной двери. Несмотря на поздний час (а действительно ли поздний? На часах было то 6:20, то 6:21, то снова 6:20 и снова 6:21), дверь была незаперта. Гэнси рядом с ней был насторожен и одновременно напряжен.
Они закрыли за собой дверь.
Что-то было не так.
Поскольку в доме было темно, Блу не сразу могла понять, что конкретно было не так, но она была абсолютно в этом уверена. Она застыла на месте, не в состоянии пошевелиться, пока не определит, что именно беспокоило ее. Наверное, подумалось ей, именно так чувствуют себя ясновидящие.
У нее дрожали руки.
Что же было не так? В доме вроде бы темнее, чем обычно, неяркий свет из кухни не мог развеять ночь. Возможно, было чуть прохладнее, чем обычно, но это могут быть просто нервы. Было тише, чем всегда, она не слышала ни бормотания телевизора, ни звяканья посуды, но это, возможно, потому, что уже поздно. Мигнула лампочка – нет, это просто свет фар с улицы отразился от стеклянного циферблата часов, стоявших на столике в коридоре. На часах было 6:21.
Она не могла пошевелиться.
Невероятно – вот так застыть на месте от ужаса и только ужаса, но она продолжала стоять. Она сказала себе, что ей уже доводилось ползать по таинственным пещерам, стоять под снопами искр, изрыгаемыми драконом из ночного кошмара, и находиться рядом с отчаявшимся бандитом с оружием, так что ее собственный дом, в котором явно не было никакой опасности, не должен так парализовать ее.
Но она не могла пошевелиться, и Гэнси тоже не двигался. Он рассеянно прижал левое ухо пальцем, глядя перед собой стекленеющими глазами. Блу уже видела у него такой взгляд совсем недавно – во время панической атаки в пещере.
На мгновение она допустила мысль, что они были последними людьми, оставшимися в живых в этом мире. Сейчас она зайдет в гостиную и найдет там лишь мертвые тела.
Прежде чем она сумела совладать с собой, из груди у нее вырвался короткий всхлип.
Будь благоразумной!
Рука Гэнси неуклюже скользнула в ее руку. Его ладонь была мокрой от пота, но она не придала этому значения – у нее тоже вспотели руки. Они оба были напуганы до полусмерти.
Прислушавшись, она поняла, что дом был вовсе не так молчалив. Под покровом тишины она различала какое-то потрескивание и гудение, как от электроники, работающей на разных частотах.
Гэнси бросил на нее быстрый взгляд. Она крепко, с благодарностью сжала его пальцы. А затем они одновременно разжали руки. Возможно, им понадобятся обе свободные руки, чтобы защищаться.
Шевелись, Блу.
Они начали осторожно продвигаться вперед, останавливаясь всякий раз, когда половицы под ногами начинали скрипеть. Оба боялись издать даже малейший звук, пока не станет ясно, что там, дальше.
Просто – страшно.
У подножия лестницы Блу опустила руку на поручень и прислушалась. Гудение, которое ей слышалось ранее, стало громче; звук диссонировал и жил своей жизнью. Жужжащая, бессловесная песня, протяжный жутковатый напев, постепенно переходивший от одной ноты к другой в странном подобии гаммы.
За спиной у них раздался стук, заставивший Гэнси вздрогнуть. Но Блу обрадовалась этому звуку, потому что он был ей знаком. Это был стук гигантских сабо ее кузины по неровному полу. Блу с облегчением повернулась и увидела Орлу, такую приятно знакомую в этих дурацких брюках-клеш. Взгляд Орлы был направлен куда-то поверх головы Блу.
– Орла, – выдохнула Блу, и кузина обратила взгляд к ней.
А затем она начала кричать.
Не соображая, что делает, Блу закрыла уши руками, как ребенок, и отшатнулась, едва не сбив Гэнси с ног. Орла прижала руки к груди и издала повторный высокий и резкий вопль. Блу никогда раньше не слышала таких звуков от своей кузины. Какая-то часть ее рванулась прочь, только бы не думать и не видеть – это не лицо Орлы, не ее крик, это не тело Блу, это не она наблюдает за этим, это все сон, это все ненастоящее.
Орла умолкла.
Но ее глаза… Она по-прежнему смотрела куда-то поверх Блу, в пустоту. Смотрела на что-то внутри себя. Ее плечи поднимались и опускались в страхе.
И, словно этого было мало, откуда-то из глубин дома по-прежнему доносился странный гул.
– Орла, – прошептал Гэнси. – Орла, ты слышишь меня?
Орла не ответила. Она смотрела в мир, который был невидим для Блу.
Блу не хотела говорить очевидное, но все равно сказала:
– Думаю, нам нужно узнать, что это за звук.
Гэнси мрачно кивнул. Оставив Орлу невидимо страдать, они стали пробираться вглубь дома. В конце коридора брезжил свет, обещавший безопасность и определенность. Но между ними и кухней лежала тьма, сочившаяся из дверей комнаты для гаданий. И хотя сердце Блу уверяло, что в комнате было абсолютно темно, глаза подсказывали, что на столе стояли три свечи. Три горящие свечи. Но это не имело значения. Они никак не влияли на темень.
Странный многоголосый гул вытекал из комнаты для гаданий. Оттуда же доносилось едва слышное шарканье, словно кто-то подметал пол метлой.
Гэнси неуверенно коснулся ее пальцев.
Сделай шаг.
Она сделала шаг.
Войди внутрь.
Они вошли.
На полу комнаты для гаданий извивался Ноа, изламывая тело под немыслимыми углами. Где-то неизвестно где он умирал. Всегда умирал. И хотя Блу уже много раз видела, как он снова и снова переживает свою смерть, ей по-прежнему было тяжело это видеть. Его лицо, смотревшее в потолок, его раскрытый в бессмысленной боли рот.
Гэнси натужно, прерывисто дышал.
На большом столе для гаданий, прямо над Ноа, сидела Калла, глядя в пустоту. Ее руки лежали поверх разбросанных по столешнице карт таро. Рядом стоял телефон; она гадала кому-то по телефону.
Диссонирующий гул стал громче, перекрывая все остальные звуки.
И исходил он от Каллы.
– Ты боишься? – шепотом спросил Ноа,
Блу и Гэнси вздрогнули. Они не заметили, как Ноа перестал дергаться, и теперь он лежал на спине, поджав колени к груди, глядя на них. В выражении его лица крылась какая-то нелепая насмешка, немного непохожая на обычного Ноа. Они видели, как под прозрачными губами скалится в улыбке его череп.
Блу и Гэнси переглянулись.
Это существо, бывшее Ноа, внезапно подняло голову, словно услышало чье-то приближение. Он начал напевать себе под нос. И напев этот был немузыкальным.
Каждая клеточка тела Блу пылала, посылая ей одно предупреждение за другим.
Затем Ноа раздвоился и снова сросся в одно целое.
Блу не знала, как еще описать это. Сначала был один Ноа, потом рядом с ним появился второй Ноа, в зеркальном отражении, а потом – снова один Ноа. Она не могла понять, что это было – дефект в Ноа или дефект в том, как она видела и воспринимала его.