Блу пожала плечами вплотную к Джими.
— Фу.
— Уехать — не всегда убежать, — объяснила Джими, её голос был глубоким и грохочущим в груди у уха Блу.
Кайла добавила:
— Мы не станем думать, что ты ненавидишь Фокс Вей.
— Я совсем не ненавижу Фокс Вей.
Мора отбросила руку Орлы, Орла пыталась заплести влажные волосы Моры.
— Знаю. Потому что мы клёвые. Но разница между хорошим домом и хорошей тюрьмой в действительности мала. Мы выбрали Фокс Вей. Мы создали этот дом, Кайла, Персефона и я. Но это только твоя исходная точка, не финальный пункт назначения.
Мудрость Моры по каким-то причинам сделала Блу вконец недовольной.
— Скажи что-нибудь, — попросила Орла.
Блу точно не знала, как это описать, она точно не знала, чем это было.
— Просто... это ощущается будто потеря. Влюбляться в них во всех. — «В них во всех» реально означало их всех: Фокс Вей 300, парней, Джесси Диттли. Как разумный человек, Блу думала, что, может быть, у неё проблема с любовью. С угрозой в голосе она добавила: — Не говорите «это хороший жизненный опыт». Не надо.
— Я любила многих людей, — сказала Орла. — Я бы сказала, это хороший жизненный опыт. В любом случае, я говорила тебе давным-давно, что те парни оставят тебя позади.
— Орла, — рявкнула Кайла, так как следующий вдох Блу был немного не ровным. — Иногда меня ставит в тупик мысль: что ты, должно быть, говоришь своим бедным клиентам по телефону.
— Плевать, — выдала Орла.
Мора бросила на Орлу мрачный взгляд через плечо, а затем произнесла:
— Я не собиралась говорить «хороший жизненный опыт». Я хотела сказать, что иногда отъезд помогает. И это не всегда окончательное прощание. Бывают отъезды и возвращения.
Джими закачала Блу. Крышка унитаза заскрипела.
— Не думаю, что смогу пойти в любой из колледжей, в которые хочу, — сказала Блу. — Школьный консультант так не думает.
— А что ты хочешь? — спросила Мора. — Не от колледжа. От жизни.
Блу сглотнула правду, потому что была готова перейти от драмы и рыданий к решениям и стабильности. Потом она поделилась правдой медленно и аккуратно, чтобы той можно было управлять.
— То, что всегда хотела. Посмотреть мир. Сделать его лучше.
Мора, казалось, тоже осторожно подбирала слова:
— Ты уверена, что колледж — единственный путь для этого?
Это был своего рода невозможный ответ, который бы дал школьный консультант после того, как взглянул бы на её финансовую и академическую ситуацию. Да, она была уверена. Как ещё она могла бы изменить мир к лучшему, не узнав сначала, как это делать? Как бы она могла получить работу, которая бы оплатила её пребывание на Гаити, в Индии или Словакии, если она не пойдёт в колледж?
Тут она вспомнила, что её спрашивает не школьный консультант, это была её ясновидящая мать.
— Что я делаю? — хитро поинтересовалась Блу. — Чем, как вы видела, я занята?
— Путешествуешь, — ответила Мора. — Меняешь мир.
— Деревья в твоих глазах, — мягче, чем обычно, добавила Кайла. — Звёзды в твоём сердце.
— Как? — не унималась Блу.
Мора вздохнула.
— Гэнси ведь предлагал тебе помощь?
Это было предположение, не требующее экстрасенсорных способностей, лишь минимального знания особенностей характера Гэнси. Блу сердито попыталась встать, Джими ей не позволила.
— Я не собираюсь ездить на благотворительном поезде Гэнси.
— Не будь такой, — сказала Кайла.
— Какой?
— Резкой, — рассудила Мора, а потом добавила: — Я только хочу, чтобы ты взглянула на своё будущее как на мир, где всё возможно.
Блу парировала:
— Где Гэнси не умрёт до апреля? Где я не убью поцелуем свою настоящую любовь? Всё это возможно?
Её мама была тиха долгую минуту, в течение которой Блу осознала, что наивно стремилась услышать, как Мора скажет, что оба эти предсказания могли быть ошибкой, и что с Гэнси всё будет в порядке. Но, наконец, её мать просто ответила:
— Будет жизнь после его смерти. Ты должна думать о том, что будешь делать после.
Блу думала о том, что она будет делать после, вот почему, в первую очередь, у неё случился кризис.
— В любом случае, я не стану его целовать, так что он уйдёт не поэтому.
— Я не верю в идею настоящей любви, — заметила Орла. — Это концепция моногамного общества. Мы животные. Мы занимаемся любовью в кустах.
— Спасибо за твой вклад, — произнесла Кайла. — Давайте дадим предсказанию Блу название и сообщим ему.
— Ты любишь его? — полюбопытствовала Мора.
— Я бы предпочла не любить, — ответила Блу.
— У него множество отрицательных качеств, я могу помочь тебе на них сосредоточиться, — предложила её мама.
— Я уже о них знаю. Безгранично. В любом случае, это глупо. Настоящая любовь — это конструкция. Артемус был твоей настоящей любовью? А мистер Грей сейчас она? И это делает вторую не настоящей? Есть всего одна попытка, а потом всё?
Последний вопрос был задан с наибольшим легкомыслием, чем все остальные, но только потому, что он сильнее всего ранил. Если Блу и близко не стояла с готовностью принять смерть Гэнси, то она безусловно не стояла близко с готовностью принять мысль о том, что он достаточно долго мёртв, и она, пританцовывая, строит отношения с кем-то, кого ещё даже не встретила. Она просто хотела всегда оставаться с Гэнси лучшими друзьями и, может быть, однажды узнать его с чувственной стороны. Это казалось очень разумным желанием, и Блу, как человек, пытающийся быть разумным всю свою жизнь, чувствовала себя чертовски обиженной из-за того, что в этой мелочи ей отказывают.
— И как мама, — сказала Мора, — и как экстрасенс, я не знаю ответов на эти вопросы. Хотела бы знать.
— Бедная детка, — пробормотала Джими в волосы Блу. — Ммм, я так рада, что ты никогда не станешь выше.
— Чтобы рыдать вслух, — закончила Блу.
Кайла поднялась, ухватившись за держатель для душа для баланса. Вода под ней заволновалась. Она выругалась. Орла уклонилась от воды, стекающей с блузки Кайлы.
Кайла предложила:
— Хватит совместных рыданий. Давайте испечём пирог.
Глава 10
На расстоянии пятисот миль Ламоньер курил сигарету в главной комнате старой паромной гавани. Комната была неприглядной и практичной: грязные стеклянные окна, установленные в сыром металле, всё такое же равнодушное, как чёрная гавань и как рыбный запах. Украшения ко дню рождения остались от предыдущего праздника, но годы и тусклое освещение делали их бесцветными, смутно зловещими, когда они грохотали на сквозняке.
Глаза Ламоньера смотрели на далёкие огни Бостона на горизонте. Но мысли Ламоньера находились в Генриетте, в Вирджинии.
— Первое действие? — спросил Ламоньер.
— Не знаю, пункт плана ли это, — ответил Ламоньер.
— Мне нужны некоторые ответы, — сказал Ламоньер.
Тройняшки Ламоньеры были по большей части идентичны. Существовали незначительные различия: например, у одного волосы были короче, а у другого – заметно шире челюсть. Но какие бы индивидуальные особенности они с виду не имели, они разрушили их пожизненной практикой использования лишь фамилии. Посторонний бы понял, что говорит не с тем же человеком, с которым беседовал в его предыдущий визит, но братья именовались одним и тем же именем, так что он относился бы к ним, как к одной и той же персоне. В действительности не существовало тройняшек Ламоньеров. Был только один Ламоньер.
Ламоньер сомневался.
— Как ты собираешься получить эти ответы?
— Один из нас направляется туда, — произнёс Ламоньер, — и выведывает их у него.
«Туда» означало в Бэк Бэй, дом их старого соперника Колина Гринмантла, а «выведывать» означало сделать тому что-нибудь неприятное в ответ на половину десятилетия обид. Ламоньеры были в торговле магическими артефактами столько, сколько жили в Бостоне, и у них была слабая конкуренция, пока не явился стильный выскочка Гринмантл. Продавцы были жадными. Артефакты – дорогими. Наёмная сила стала необходимой. Ламоньер чувствовал, что Колин Гринмантл и его жена Пайпер посмотрели слишком много фильмов про мафию.