Рохану любили нежно, осыпая ласками, Кальвию – грубо, причиняя боль.
Они потом не могли точно вспомнить, что с ними делали их любовники, но им не забыть то ощущение, будто исполнились все их желания и им теперь вряд ли что-нибудь когда-нибудь захочется.
Дым рассеялся – утомленные любовью женщины увидели виновника их блаженства.
– Да, это был всего лишь я. Один,- предупреждая их вопросы, сказал юноша-маг.- Такое невозможно объяснить непосвященному, но такое, даже и не такое, – возможно.
И продолжил:
– Мне понравились ваши скрытые помыслы и тайные желания. Они не отличаются примитивностью в отличие от большинства. Ваши знания и умения в области любовной игры тоже порадовали меня. Поэтому не вы мне заплатите, как вы привык ли, за часы удовольствия, а я вам сделаю подарок. Вот в этом пузырьке порошок, какой заставляет любого человека почувствовать желание, забыть обо всем, кроме чувственных переживаний, показать все, на что он способен в постели. А теперь закрывайте глаза и засыпайте, а я уйду, я знаю, вы убиваете даже тех, кто увидит ваши лица, а мне известно про вас все. Но вы не успели уже позвать телохранителей, вы уже почти уснули и будете спать до завтрашнего утра, а до завтрашнего утра я покину этот город…
Сестры ничего не слышали больше и проспали до полудня следующего дня.
А порошок действительно оказался таким чудодейственным, каким представил его странный их гость, – не раз сестры убеждались в том и мысленно благодарили хромого юношу за подарок и жалели, что вряд ли он еще когда-нибудь переступит порог их спальни.
Мир очень тесен, и судьба однажды свела даже Конана и с Васгрольдом, и с этим магом.
Глава XI
Конан уже больше не открывал глаз – он спал.
– Он видел наши лица, его надо убить,- сказала Кальвия.
– Он не сможет нам навредить, какой-то простолюдин,- возразила Рохана.- За сегодняшнюю ночь он, по-моему, заслужил жизнь.
– Мы не можем рисковать, Рохана!
– Мы не можем быть такими жестокосердными! Этот лохмотник никогда не покажется в нашем квартале, его и близко не подпустят к твоему мужу, а если он и объявится, то мы всегда успеем приказать Дарку и Томаку наказать его.
– Уж не влюбилась ли ты в него, милая?
– Считай, что влюбилась, и если ты будешь настаивать на его смерти – мы поссоримся с тобой! – горячо произнесла Рохана.
– Дарк! Томак! – крикнула Кальвия.
Конан не проснулся от крика, телохранители вошли.
– Отнесите его подальше от дома и пускай досыпает где-нибудь на мостовой. Положите ему кошель с обычным вознаграждением, он заработал его.
Телохранители, как обычно, не задавая ни единого лишнего вопроса, приступили к выполнению приказа.
– Эй, приятель, где ты так нализался, назови мне адрес того кабачка! Я тоже туда хочу.
Конан почувствовал, как его тормошат за плечо и лупят по щекам. Чья-то настойчивость заставила киммерийца прогнать чудовищную сонливость, размежить веки и приподняться.
Где это он? Что это за сизоносый тип, от которого разит кислым вином? Что происходит?
Ах, да… Сестры, безумная ночь, Вайгал ждет, а он, забыв обо всем…
Конан вскочил на ноги. Нергалья задница, уже рассвет!
– Что это за место? – Варвар схватил за грудки разбудившего его пьянчужку.
– Квартал Бочкарей,- испуганно пробормотал тот.
– Квартал Бочкарей! До Южного рынка недалеко… И то ладно. Туда без промедления!
– Эй, приятель, деньги забыл! Рядом с тобой валялись!
Но Конан не слышал, что ему там кричит вдогонку пьянчужка…
К огромному дубу со спиленными нижними ветвями, стоящему на пересечении дорог, был прибит за руки и за ноги корабельными гвоздями старик. Он был мертв и, видимо, давно. Вокруг дуба витал запах разложения и роились мухи. Почему-то не было заметно рядом стервятников, и Конан, подъехав поближе, понял почему. Под дубом сидел человек, перед ним на земле валялись камни. Ясно, этот маленький, худощавый бедолага не хочет, чтобы птицы растерзали того, кто, похоже, был ему дорог и отгоняет камнями любителей падали. Папаша его, наверное, висит, может, дед.
– Чего старику спокойно помереть не дали? – Конан остановил коня напротив сидящего человечка.
– Как чернокнижника.
Киммериец еле расслышал ответ, стоивший, сразу видно, немало сил этому странному юноше, истощенному настолько, что, казалось, будто он не ел с самого рождения.
– Э, да ты, приятель, сейчас сам концы отдашь.- Конан слез с коня, достал из седельной сумки флягу с вином, краюху хлеба и кусок запеченного мяса.- Мало осталось, да перекусить хватит.
– Я пришел сюда умирать,- без всякого выражения произнес незнакомец.
– Так это пожалуйста.- Варвар пристроился рядом со странным юношей, собираясь с ним на пару перекусить, северянина не смущали запахи, мухи и неприятное соседство.- Помирать, глотнув вина напоследок и полопав чего-нибудь, оно, приятель, приятнее, чем на пустое брюхо, это я тебе говорю, Конан из Киммерии.
Незнакомец попытался улыбнуться и взял протянутую киммерийцем флягу.
– Извини, что не называю своего имени.- Он отхлебнул из фляги и ему стало заметно лучше.- Я его давно и сам забыл.
– Бывает,- не обиделся Конан из Киммерии.
– Это мой учитель,- сказал юноша и было понятно, кого он имеет в виду.
– Действительно чернокнижник?
– Он никому не делал вреда.
– Ты тоже из колдунов?
– Я маг. Последний день. К ночи я умру.
– Ну, если ты так настроился, тебя вряд ли переубедишь.- Варвар с аппетитом молодого, здорового человека уминал краюху и мясо, которые незнакомец все-таки не взял.
– Я давно узнал день своей смерти. Место смерти я узнал недавно, когда ощутил, что с учителем беда, и пришел сюда на зов. В живых я его уже не застал. Но мы встретимся с ним завтра.
Разговор давался назвавшемуся магом все труднее. Голос его слабел.
Конан поднялся.
– Может, тебя отвезти?
В ответ незнакомец сделал отстраняющий жест рукой.
– Ну как знаешь.- Киммериец запихнул флягу обратно в седельную сумку.
– Запомни, Конан из Киммерии,- вдруг довольно громко произнес юноша-маг,- за спиной мужчины всегда стоит женщина. И женщины любят убивать. Тебе это скоро пригодится.
Незнакомец закашлялся. Конан вскочил в седло.
– Спасибо, приятель, я и так это знаю, тоже повидал баб. Легкой тебе смерти!
И Конан из Киммерии умчался по пыльной дороге прочь от дуба с двумя покойниками.
…Когда к Вайгалу вернулась способность чувствовать и думать, тогда ему сделалось по-настоящему плохо. Он накрылся с головой плащом, чтобы заглушить звуки рвоты.
Ему казалось, что из горла вот-вот полезут кишки и задушат его или что до конца дней не закончится это выворачивание наизнанку. Но отпустило.
Когда Вайгал осознал, что свет и тепло, коснувшиеся его лица, исходят от взошедшего солнца, и значит, уже рассвело – хотя он мог поклясться, что от начала до конца колдовского действа прошли считанные минуты, – тогда ему сделалось страшно. Припомнив все увиденное в эту ночь, он взошел на вершину человеческого испуга. Его затряс страх – от былых встреч со всякого рода магией, в особенности от прошлогодней в предместье Морнстадиноса, оставившей зажившие рубцы на теле и неистребимый холодный ужас в сердце. Еще – от мысли о том, что могло произойти с ним, сунься он все-таки в логово этих чернорожих дикарей. Вот почему они вроде бы небрежно с виду охраняют свои богатства! Вместо людской стражи камни стерегут их демоны! И Вайгал возблагодарил Митру, остановившего где-то как-то этого киммерийского оболтуса и позволившего ему, Вайгалу, не зря возносившему молитвы и приносившему щедрые жертвы, понять, с кем на самом деле он собрался связаться. Ничто человеческое не могло испугать видавшего всякие виды коринфийца, но перед потусторонним члены его немели, воля слабела, и он не помышлял в этом случае ни о чем, кроме бегства.