– Молчишь,- огорченно повторил сенатор.- Я думал, ты окажешься умнее.
Взмах руки – и в мозгу киммерийца вспыхнуло солнце: на этот раз удар Моравиуса пришелся ему в глаз. Время, Конан, время…
Деливио вышел на балкон, облокотился на перила. День клонился к вечеру, повеял легкий ветерок. Ох и денек выдался!
Его вновь обуяли прежние терзания. Прав ли он в своем решении? Прав ли он, что дает мучить себя сомнениям? Воин не должен сомневаться, воин должен служить и сражаться. Служить он поклялся своему хозяину, сенатору Моравиусу. А предал ли сенатор Коринфию или нет – это не его, Деливио, дело. Пусть в этом разбираются те, кто за это деньги получает. Он всего лишь выполнял свой долг. Он нашел документы, он нашел одного из похитителей документов… Откуда ему знать, не врал ли рыжий пройдоха насчет предательства Моравиуса? А если Вайгал просто хотел задурить старому воину голову, выторговать свободу, сбежать из города?…
Послышались легкие шаги, и на балкон впорхнула Кальвия, жена сенатора.
– Деливио, милый, что происходит? Что это за оборванца ты притащил в дом? Почему мой муж снисходит до бесед со всяким сбродом? Он же хочет его допросить, да? А почему он сам, а не Ларго? Почему в нашем доме, а не в Пыльном подвале? Деливио!
Начальник сенаторской стражи улыбнулся.
– Госпожа задала столько вопросов, и ни на один я не могу ответить. Я или не знаю ответа, или не имею права говорить.
Кальвия надула губки.
– Ох уж эти противные мужчины! Вечно делают тайны из пустяков. А я тоже знаю одну тайну. Раз ты такой нехороший, ничего тебе не скажу… Нет, скажу, я же не мужчина, чтоб изображать из себя невесть что.- Молодая жена сенатора шагнула к Деливио, приблизила свои губки к его уху и произнесла игриво-таинственным шепотом: – Я совершенно точно знаю, что некая симпатичная женщина по имени Алаккия страшно тоскует по одному покинувшему ее другу и все удивляется, чем она ему не угодила? И она очень, очень хотела бы снова встретиться с ним, хотя бы разочек… только самой ему об этом сказать как-то неудобно.
Начальник стражи сенатора Моравиуса почувствовал, что начинает краснеть, и ничего не мог с этим поделать. Лишь бы госпожа не заметила. Но та заметила. И радостно хлопнула в ладоши.
– Ой, смотрите-ка, старый вояка зарделся, как новобранец! И окаменел, точно статуя. – Деливио, посмотри на меня! Ха-ха, когда совращал бедную вдовушку, наверное, не краснел.
– Я не знаю о чем вы, госпожа. У меня есть жена,- сказал Деливио, и ему стало противно.
Каков! Влюбил в себя женщину, бросил ее, заставил мучиться, а теперь – не знаю». А Ларго знаешь, с которым навсегда рассорился из-за прелестной Алаккии? Видишь, мне все известно. Деливио, Деливио, ну скажи, что за страшилу ты притащил в дом? Это не оборванец, да? Он выдает себя за другого?
Он и сам сегодня вспоминал их ночи с Алаккией – воспоминания пробудило дневное посещение Ларго. И грешным делом мелькнула мысль: а не зайти ли к ней как-нибудь вечерком? И вот теперь выясняется, что и Алаккия его ждет… Деливио захотелось остаться одному, но жена сенатора и не думала уходить, все трещала, мучила расспросами о пленнике. Какие, однако, любопытные существа, эти женщины! Как же от нее отвязаться?
Деливио вдруг вспомнил, как Вайгал сказал ему: дескать, прибыл в Конверум за головой Аффендоса и только случайно напал на политический заговор. Выдать, что ли, этой красивой, но, увы, недалекой женщине какую-нибудь ерунду про легендарного Короля Теней да про охотников на него? Глядишь, и отстанет от меня…
– Так и быть, госпожа, скажу, кто таков этот верзила. Да, он не оборванец, а тайный посланец нашего короля, прислан сюда разыскать нашего Аффендоса. К вашему мужу обратился, как к человеку, которому можно полностью довериться, а в веревках его привели, чтоб никто ничего не заподозрил. Разумеется, мне больше ничего не известно. Только это между нами, хорошо?
– Конечно, милый Деливио, ты мне ничего не говорил. Он страшный, этот Аффендос, я его очень боюсь,- И действительно, на хорошеньком личике Кальвии мелькнуло что-то вроде испуга. Но испуг мгновенно улетучился.- Не забудь проведать Алаккию! Приятнейшая женщина! – произнесла игриво напоследок Кальвия и вышла с балкона.
Деливио облегченно вздохнул. Он даже не подумал о том, откуда Кальвия знает о его связи с вдовушкой Алаккией.
На смену Кальвии в дверном проеме показалась фигура стражника; в руках он держал посверкивающий в лучах предзакатного солнца обнаженный меч.
– Господин Деливио,- сказал он встревоженным голосом.- Стражники северного крыла заметили в саду какое-то движение. Похоже, среди деревьев кто-то прячется. Числом не меньше пяти. Я приказал прочесать сад.
– Иду.- Деливио застегнул верхнюю пуговицу мундира и отбросил прочь все сомнения насчет своего поступка. Кого это еще принесло? Нет, клянусь Митрой, ну и денек сегодня выдался!…
Шаман Маиумба сидел, укрытый ветвями, на дереве, откуда хорошо была видна каменная гора, изрытая пещерами и набитая белыми пауками. В ней презренные твари упрятали Пьйонгу. Гнусные животные очень постарались, чтобы никто не добрался до украденного ими воплощения Великого. Они наводнили подходы к Большой пещере отрядами охотников. На один из отрядов наткнулся он со своими воинами по пути сюда. Конечно, паучки не смогли одолеть прославленных сынов Нанги и мужа ее – Великого Пьйонги, чья храбрость превыше храбрости Хитрого Полосатого Зверя, а ловкость сравнима лишь с проворством Хвостатых Полулюдей – макакук. Но злобным белым насекомым удалось-таки коварными ударами глупых, тяжелых палок отправить обратно в живот Нанги весельчака Махабу и Уйдотрнга-младшего.
Саму Большую пещеру отвратные бестии обнесли завалом из камней – навроде того, каким однажды огородили поганые выйошэучи, сыновья мордорога и падалееда, водопой у Кривой тропы. Но как тогда неудержимые дети Нанги с легкостью Длинношея, перешагивающего труп пальмового червя, преодолели завал выйошэуч, так и сейчас – завал белых пауков. Вокруг большой горы с пещерами глупые паучишки не вырубили деревья. Ха-ха, тем легче его воинам подобраться незамеченными к подножию горы. А сам Манумба взобрался на ветвистое дерево, откуда он с помощью сил Вудайю будет незримо следить за своими бесстрашными воинами. Он готов, если потребуется, вступить в Великую битву. Если паучья стая одолеет его небольшой отряд, в котором каждый воин стоит целого племени пауков.
– Поверь, Конан, мне очень жаль, что так получилось,- проговорил Моравиус. – Но я не могу поступить иначе. Я не люблю убивать людей, даже если они преступники. (Ну-ну,- мысленно засмеялся Конан, сохраняя каменное выражение лица: Аффендос не должен заподозрить, что он старается перетереть веревку.) Однако важность украденных тобой документов столь велика, что с лихвой искупает смерть любого человека… а особенного такого, как ты. Преступника, иными словами.
Сенатор повернулся к дверям, намереваясь кликнуть стражу. Киммериец отбросил со лба непослушную прядь волос и тихо, но явственно произнес:
– Аффендос.
Моравиус круто повернулся к пленному; на его лице застыло изумление. Или то был испуг?
– Что? Что ты сказал?…
Проклятый варвар! Так вот зачем ты пробрался в мой дом! Ты узнал об Аффендосе! Похищение документов было лишь отвлекающим маневром! Но как тебе это удалось? И кто еще знает об этом? Надо что-то делать… Надо… Но что? Если варвар начнет говорить… Нет. Он должен замолчать. Навсегда.