Я обнял Калику и спросил:
— Так я должен звать тебя мамой?
Но Калика поспешно прикрыла мне рот ладонью и зашептала:
— Нельзя так говорить, мой принц. Ваша мама — королева. А я никто. Я простая служанка.
Я помню, как обиделся за Калику. Я надул губы и спросил:
— Если она мне мама, почему же не она меня кормила?
— Говорят, когда женщина кормит грудью, она скорее вянет. А королеве нужно оставаться подольше красивой. Бегите играть, принц, вырастете — поймете.
Это была моя первая обида в жизни. До самого вечера я не сказал матери ни слова — сердился на нее. Вечером она подошла к моей постели и тихонько позвала. Я не откликнулся. Пальцы, нежные и душистые, как цветочные лепестки, легко погладили мой лоб и щеки. У меня что-то дрогнуло внутри, но я молчал, не открывая глаз. Помню, я думал, что, если бы знал заклинания, обязательно превратил бы ее в камень.
Касание красноречивей слова, но оно не может тронуть сердце, как трогают его слезы. Горячая слеза капнула на мою щеку, и я не выдержал. Мои глаза раскрылись. Никогда раньше я не видел мать плачущей. Разрываясь от жалости, я бросился ей на шею:
— Не плачь, мамочка!
Мать не отвечала, только все крепче обнимала меня, заливаясь слезами.
— Что с тобой? Что? — рыдая, допытывался я. — На тебя рассердился отец?
— Нет, мой принц.
— Улетел твой любимый павлин?
— Нет, сын, я не стала бы так убиваться из-за павлина, — чуть слышно ответила она. — Другая птица улетает от меня…
— Какая птица, мама?
— Ты. Какая же еще, сынок! — И мать до боли стиснула меня в объятиях.
Мне было больно, но приятно. Я руками вытер мамины глаза и уверил ее:
— Нет, мама, нет! Я всегда буду с тобой!
— Всегда буду с тобой… — эхом отозвался ее голос.
Детство не знает ни прошлого, ни будущего, и я твердо повторил:
— Всегда.
Я никак не мог понять, отчего вдруг матери пришла в голову мысль о расставании со мной.
— Ты целый день сердился на меня, сын. Ни словечка не сказал мне. И сейчас — ты ведь не спал, когда я позвала тебя. За что ты сердишься на меня, Яйю? Сынок мой, детям не понять боль родителей, но об одном прошу тебя: не следуй его примеру!
— Его примеру… О ком ты, мама?
Мы были с матерью вдвоем, отец уехал. Дворец затих. Прислужница спала за дверью, и даже огонь масляного светильника уже начинал меркнуть. Однако мать выглядела испуганной — тихонько подошла к двери, проверила, плотно ли она затворена, и, возвратившись ко мне, снова обняла меня.
— Яйю, мой сын, я не хотела говорить тебе, пока не вырастешь. Но ты сегодня рассердился на меня, совсем как взрослый… Мне стало страшно, я подумала, что скоро ты меня оставишь, как тот, другой…
— Кто другой? — спросил я, силясь понять, о ком речь.
— Твой старший брат.
— У меня есть старший брат? А где он?
Мать не знала.
Я огорчился, что брат не во дворце, а то мы с ним играли бы…
— Как его зовут? — возбужденно спросил я.
— Яти, — вздохнула мать.
— Сколько ему лет? И когда он приедет?
— За полтора года до твоего рождения он покинул дворец. Ушел. Ушел совсем один.
Упоенный мыслью о том, что у меня есть старший брат, я не обращал внимания на слезы в голосе матери и тормошил ее расспросами о смелом брате, который ушел один.
— Как он ушел, мой брат Яти?
— Ушел глухой ночью. В лес. Я чуяла неладное и не хотела ложиться спать, но под утро задремала. Проснувшись, бросилась в опочивальню Яти, смотрю — его постель пуста. Сразу же начались поиски, искали по всей Арияварте, но Яти исчез без следа.
— А раньше Яти случалось выходить из дворца?
— Я возила его в святую обитель. Каждый год в день рождения сына мы ездили туда. Однажды, когда мы возвращались из ашрама, Яти убежал. Его насилу отыскали, но он никак не соглашался вернуться во дворец, говорил, что хочет жить в обители. Яти упрямился, я на него сердилась, даже не постаралась понять, чего он хочет…
— Чего же хотел Яти? — Мое любопытство разгорелось.
— Не знаю, — всхлипнула мать. — Знаю, что Яти нравилось ездить к святому, что он любил слушать молитвы. Он все расспрашивал, зачем уходят люди в ашрамы, как они живут там… А потом ушел и сам. Где его только не искали! Но мой Яти исчез, как падающая звезда, никто с тех пор его не видел…
Мать тихо плакала о Яти, явно позабыв обо мне. Было жутко оттого, что она сидела рядом, но не замечала меня.
Неожиданно она привлекла меня к себе.
— Сын, вдруг и ты уйдешь, как Яти… Яйю, мой мальчик, ребенок — это зеница материнского ока, Яйю…