— Мукулика! — позвал я.
Она, должно быть, ждала под дверью.
Мукулика вошла, тихонько притворив за собою дверь. Нерешительно шагнула и остановилась с опущенными глазами перед моим ложем.
— Почему ты так стоишь? Обиделась, что я не велел тебе приходить без спросу?
Мукулика улыбнулась, но глаз не подняла. Мне показалось, что она плакала, но недавние слезы сделали ее еще прекрасней — как сад, омытый живительным дождем.
Я потянулся было к ней, но мне послышалось, будто меня позвали.
— Это ты зовешь меня, Мукулика?
Она покачала головой, но я видел по ее лицу, что она тоже слышала.
Мукулика испуганно скользнула к двери и замерла, прислушиваясь.
— Принц?
Теперь я понимал, что голос мне не чудится. Но кто зовет меня? Откуда? Голос доносился из-за стены… И тут я вспомнил. Мне же говорили о потайном ходе, соединяющем дворец с Ашокаваном. Поспешно оглядев стену, я обнаружил небольшой выступ, нажал — часть стены бесшумно ушла вниз. Передо мной открылась лестница, на верхней ступеньке стоял Мандар, приближенный слуга главного министра.
— Скорее, принц! — голос его срывался. — Король…
Даже не оглянувшись на Мукулику, я бросился вниз по ступеням.
Для всего мира Яяти теперь король. Властитель великой Хастинапуры. На самом деле Яяти — сирота, которому не у кого искать защиты…
Бывали дни, когда меня захлестывала тоска по отцу. Придворный гуру пытался прийти мне на помощь:
— Ваше величество, душа короля Нахуши теперь свободна от телесного плена.
Бедный гуру! Я выслушивал шлоки из «Ригведы» и в раздражении думал: где же она помещается, человеческая душа? Как она выглядит? В чем ее жизнь? И что в ней есть такого, чего не бывает во плоти? Гуру твердит, что теперь душа отца испытывает блаженство… Но когда был зажжен погребальный костер и совершались обряды по умершему королю, гуру молился:
— О бог огня! Верни к жизни мертвое тело, которое принесено тебе в жертву, дай этой душе новое тело ради служения жизни! Да обретет новое тело душа короля!
В чем же смысл молитвы? Лишить отца блаженства, но вернуть его на землю? А если душа отца вселится в другое тело, кем он будет?
Узнаю ли я его — а он меня? Возродится ли он моим другом? Или врагом? Отец и сын — враги? Наверное, и так бывает…
А вдруг отец пожелает родиться снова уже как сын Яяти? Это возможно? Кто знает. Быть может, переселение душ — просто метафора? Если бы знать… А все ли нужно знать? Маленький Яяти любил и цветы во дворцовом саду, и искры, летевшие из жертвенных костров.
Сегодняшний Яяти не станет подставлять ладони искрам, он знает, что огонь жжется. И поверять свои тайны бутонам — он знает, что назавтра они раскроются, а еще через день осыплют лепестки.
Так что такое знание — благословен им человек или проклят? А молодость — благословение или проклятие? Молодость есть начало старости, а старость — это конец жизни. Потом — смерть. Счастье юности не более чем приманка жизни, а потом капкан захлопывается! Проклятие!
Все люди прокляты, но я вдвойне. Последнее признание отца: король Нахуша, его дети, дети его детей — никто не изведает счастья… Будто огненными буквами были написаны эти слова на темном небосводе…
Отец сказал, что гордыня одолела его и он посмел ударить премудрого Агастью. Может быть, и вправе был Агастья проклясть отца… Но его дети и дети его детей — они в чем виноваты? Я тогда еще не родился на свет, я был проклят до зачатья, какая же судьба уготована мне?
Странная вялость объяла мою душу. Мне ни с кем не хотелось разговаривать, я не испытывал ни голода, ни жажды и целыми днями не покидал своих покоев.
Найти бы Агастью, думал я, отыскать бы премудрого старца где-нибудь в гималайской пещере и спросить: по какому праву проклял он семя отца моего? Как могут дети искупать проступки отцов, как?
Я вспомнил и Яти. Не волей ли Агастьи обречен он на скитания?..
Мать совещалась с главным министром о делах, предстояло определить время моей коронации, но я избегал разговоров на эту тему. Я унаследовал престол отца… И его судьбу тоже?
Мое безразличие все сильнее тревожило мать, она все чаще справлялась о моем здоровье.
Я отвечал: нет, я не болен.
— Вчера из Ашокавана приходила твоя прислужница, Мукулика. Она мне показалась и миловидной и смышленой. Я хочу взять ее во дворец. Она сказала, что принц угрюм, ни с кем не говорит, приходится угадывать его желания. Я подумала: не послать ли сегодня же за ней?
— Мукулика глупа, но королеве не должно бы уподобляться ей. Мне просто ничего не хочется. Я думаю, что если бы я отринул мир с его суетой…