Выбрать главу

— Принцесса, — говорил Кача, — часто предчувствие бывает тяжелей свершения. Такова и смерть. Верьте мне, принцесса, я это испытал.

Может ли быть, что Каче дано провидеть будущее? Стать прислужницей — разве это не смерть? Конечно, смерть. Смерть принцессы Шармишты. Я больше не буду ею.

Не буду принцессой. А от рождения ли, от касты ли зависят достоинства человека? Вот Кача и Деваяни — он и она по касте брахмины. Тогда почему совсем нет в ней того, чем наделен Кача? Нет, неправда, будто добрые свойства человека накапливаются в нем жизнь за жизнью, определяя собой, в высокой или в низкой касте ему родиться…

Касты! Брахмин Кача повел себя отважней любого воина — кшатрия, когда явился к нам, прямо в стан врагов, за тайной сандживани. И был героем до самого конца.

А это сари… Раз оно у меня, пусть будет подарком Качи мне, хоти Кача и не подозревает, что сделал мне подарок. Сари — причина моей беды, и в час беды я вспомнила о Каче.

Кому дано прожить без бед? Напротив, кажется, что беды с особенным упорством преследуют тех, кто добродетелен и чист душой. Кача и добрый, и ласковый, и бескорыстный — и сколько же выпало ему на его недолгий век! Но страдания его не ожесточили. Когда он пришел со мной прощаться после того, как Деваяни его прокляла, лицо его было ясным.

Я сказала:

— Как было бы прекрасно, если бы ты уезжал в обитель богов с молодой женой!

Кача улыбнулся и ответил:

— Совершенное счастье недоступно смертным, но в этом-то и прелесть жизни.

Возможно, это справедливо для мудреца, но мне понятней то, что говорят поэты о любовных муках. Я обливалась слезами, когда читала о страданиях влюбленных, которых разлучила судьба.

— Не лучше ли, — спросила я, — вообще не знать любви?

— О нет, — возразил Кача, — одна только любовь дарует нам способность объять душу другого.

Каче было пора собираться в путь, Прощаясь, он признался:

— Милая принцесса, не нужно огорчаться из-за того, что не познал я счастья в любви. Моя в том вина, я не сумел любить самозабвенно, но все же я испытал это чувство. Теперь я до конца жизни не забуду, что такое любовь. Принцесса, Деваяни ваша подруга, поэтому вы знаете — она упряма, вспыльчива, тщеславна, Я это знаю тоже. Но не в том ли великое чудо любви, что она нас учит, все видя, ничего не замечать. Любовь открывает в человеке иное зрение, и Деваяни я вижу новыми, любовью мне дарованными глазами. Что поделаешь? Как ни возвышенна любовь, но она не выше долга, ибо долг связует мир узами праведности. Если случится Деваяни распахнуть свое сердце перед вами, принцесса, скажите ей: Кача предан своему долгу, но Деваяни вечно пребудет в его сердце.

Великий боже! Ведь Кача все мне объяснил. Почему же я так долго блуждала впотьмах, неужели я нарочно старалась не видеть света? Но вот я вспомнила прощальные слова Качи и как прозрела! Я знаю, что мне нужно делать!

Я кинулась к дверям в тот самый миг, когда они распахнулись перед матерью. Я радостно приникла к ней со словами:

— Скорей скажи отцу, чтоб он велел собирать меня в дорогу, Шармишта готова пойти в служанки к Деваяни!

…Не стану скрывать: мое сердце дрогнуло, когда я в первый раз переступила порог хастинапурского дворца. Однако я оправилась и приступила к исполнению моих новых обязанностей.

Деваяни вступила в покои королевы-матери. Я скромно следовала за ней.

— Деваяни, дочь моя!

После объятий и поцелуев, когда королева-мать усадила Деваяни рядом с собой, она обратила внимание и на меня.

— Мне приятно, Деваяни, что твоя подруга так же прекрасна, как ты!

Я опустила глаза.

— Матушка, — надменно вздернула подбородок Деваяни. — Ваша догадка верна лишь отчасти. Это принцесса Шармишта. Но здесь она не принцесса и, уж конечно, не моя подруга. Шармишта прислуживает мне.

— Я что-то не пойму, Деваяни…

— Его высочество может рассказать вам о могуществе моего отца…

— Постой, Деваяни. Мой августейший супруг был могущественным королем, прославившимся своими победами. Кшатрий по касте, великий воитель Нахуша не допустил бы, чтобы в его дворце с принцессой из касты кшатриев обращались как с прислугой. Я тоже считаю это недостойным хастинапурского двора!

— Но я сама буду решать, кто мне прислуживает!

Так я послужила поводом для первой стычки между свекровью и невесткой.

Стычки следовали одна за другой. Деваяни росла балованным и своевольным ребенком и даже, когда подросла, ни в чем не знала отказа. Быть может, королева-мать тоже не привыкла, чтобы перечили ее воле. Свекровь с невесткой были подобны двум грозовым тучам — стоило им сблизиться, как тотчас ударяла молния. Зачем только судьба свела их под одной крышей?