Как ни странно, их постоянная война помогла мне освоиться на новом месте. Я сильно тосковала без матери, без ее нежных рук и негромкого голоса. Чуть ли не после каждой ссоры с Деваяни королева призывала меня в свои покои и всячески старалась обласкать. То ли делала она это, чтобы досадить Деваяни, то ли желала напомнить придворным, что я принцесса и одной с ней касты — не знаю. Знаю только, что мне становилось чуть полегче. Пусть даже королева выказывала чувства, которых не испытывала на самом деле, пусть это был обман, но разве обман не помогает нам переносить тяготы жизни?
Но тут произошла престранная история.
В один прекрасный день в Хастинапуру явился известный предсказатель. Узнав об этом, Деваяни немедленно потребовала, чтобы за ним послали.
Королева тоже пожелала видеть предсказателя и велела мне быть в ее покоях, когда он явится.
Посмотрев ладонь Деваяни, предсказатель объявил, что года не пройдет, как она родит сына.
Деваяни так и зарделась от радости, королева тоже была счастлива, но вдруг ей пришло в голову узнать и мое будущее.
Она усадила меня перед собой и приказала предсказателю посмотреть мою ладонь.
Мне оставалось только подчиниться.
Предсказатель долго молчал, изучая линии моей ладони.
— Линии не предвещают счастья, — тихо проговорил он наконец.
Он посмотрел на меня, опять на мою ладонь.
— Линии предвещают много горя, но когда родится сын…
Деваяни громко расхохоталась.
— Сын у моей служанки? И что же, он будет принцем, да?
Предсказатель вспыхнул — такие люди не выносят насмешек над их искусством.
— Простите меня, ваше высочество. Возможно, я глуп и многого не понимаю. Но я владею знанием, которое раскрывает передо мной будущее. Будущее этой особы ясно начертано на ее ладони. Я знаю, что говорю: ее сын унаследует престол.
Деваяни уже не смеялась, когда, резко встав с подушек, бросила предсказателю:
— О каком престоле речь? Взгляни внимательней на ее руку — может быть, ее сын унаследует шкуру издохшего льва?
Я не выдержала и, вырвав руку, бросилась вон, чтобы никто не услышал моих рыданий.
Зато ночью я наплакалась всласть. Какая девушка не мечтает о замужестве, о детях? Где та девушка, которая не металась ночами в постели, разгоряченная попытками вообразить того, кто станет ее суженым?
Разве не снились и мне эти сладкие сны? Пеплом развеялись они, когда я решила ехать в Хастинапуру.
Согласившись прислуживать Деваяни, я стала ее рабыней. Нужно ли сомневаться, что Деваяни никогда не даст мне позволения выйти замуж? А коль не быть мне ничьей женой, то и сына у меня не будет — сына, которому суждено наследовать престол… Я же прислуга! Но предсказатель так рассердился, когда ему не поверили… Как можно увидеть будущее в линиях руки? Все это сказки. А если и не сказки, что толку мне об этом думать!
Как слабенький росток пробивает себе путь к солнцу через тяжкую могильную плиту, так прорастали слова предсказателя в моей душе. Шармишта, которая не уронила ни слезинки, прощаясь с отцом и матерью, плачет теперь в глухом одиночестве хастинапурского дворца. Хорошо, что не видят мои родители меня сейчас…
О, день отъезда! Впервые мне предстояло покинуть дворец, в котором я прожила всю жизнь. Отец стоял прямой и неподвижный — как гора. Я опустила глаза и подошла к его благословению — и вдруг отец рухнул и простерся у моих ног! В растерянности я сначала отпрянула, потом хотела поднять отца… Отец сам встал и, молитвенно соединив ладони, сказал:
— Дочь моя милая, я недостоин знаков твоей преданности. Теперь я вижу в тебе не дочь, но мать. О матушка, мы, твои дети покорные, молим тебя благословить нас!
Во мне все задрожало.
— Отец, — спросила я, — будь я не дочерью твоей, а сыном, который готовится к битве, какие чувства ты бы испытывал?
— Я бы гордился сыном!
— Тогда гордись мной! Я, твоя Шама, отправляюсь в поход. Благослови меня, отец!
Отец послал со мной в Хастинапуру моих служанок, которые относились ко мне по-прежнему, как к принцессе. Собственно, так относились ко мне все при хастинапурском дворе. Меня никто не пытался там унизить, я никому не прислуживала. Одной только Деваяни. Когда же я освобождалась от ее поручений, мне было нечего делать и нечем занять себя. Часы тянулись томительно и тоскливо, я изнывала от пустоты. В конце концов я нашла себе занятие: я с детства любила рисовать. Теперь я отыскала кисти, краски, доски и отдалась живописи.