— Сам радей о своем удовольствии! — взвизгнула Деваяни и, хлопнув дверью, выбежала вон.
В тоске и бессилии рухнул я на брачное ложе.
Как страшно был проклят мой отец: и дети короля Нахуши не изведают счастья…
Вот она, ночь благословенного свершения. Мог ли я думать, что проклятие погубит даже первую ночь любви. Возбуждение плоти и упадок духа не дали мне заснуть до самого утра.
С трепетом ожидания вошел я в этот брачный покой. Как я желал Деваяни, желал познать и тело ее и душу. Яяти был готов к любви возвышенной, прекрасной, чистой, он жаждал не наслаждения — любви. И вот…
Я вспоминал об Алаке, о ее смерти.
В день коронации мать благословила меня с такой любовью, с такой радостью! Она не могла наглядеться на меня в парадном королевском одеянии, при всех регалиях власти. И вдруг заметила, как Калика, моя кормилица, мать погубленной Алаки, украдкой утирает слезы. Одна мать ликовала, другая проливала слезы.
— Вон из дворца! — приказала королева. — Сейчас же убирайся к сестре в деревню и не смей показываться мне на глаза! Ты что, не знаешь — слезы в такой день предвещают дурное!
Я ужаснулся бессердечию матери. И силе своего гнева на нее я ужаснулся тоже, хоть знал, что не оставлю неотмщенной гибель Алаки.
Мстил матери я тем, что едва разговаривал с ней. Впрочем, мы почти не виделись. Я много пил и редко бывал во дворце, предпочитая проводить время на охоте.
Мать приглашала в Хастинапуру принцесс из соседних королевств, но я всех отвергал — назло матери. Может быть, мать догадывалась, что причина — в смерти Алаки, но мы с ней избегали упоминания о произошедшем. Жизнь томила меня, и я искал, искал чего-то, не зная сам, что хотел бы отыскать.
В таком настроении уехал я охотиться к подножиям Гималаев; разгоряченный преследованием лани, заблудился в асурских владениях и возвратился в Хастинапуру с невестой. С Деваяни.
Поистине, то была любовь с первого взгляда! И обстоятельства нашей встречи были столь поэтичны и так взволновали меня. Мне чудилась какая-то тайна во всем этом…
Это правда: Деваяни ослепила меня своей красотой, и я влюбился в нее. Но к любви примешивалась и сладость мести: мать мечтала о невестке, которую она сама выберет, о принцессе из касты кшатриев. Я же привезу в Хастинапуру дочь святого брахмина, зная, что матери будет трудно примириться с этим. Но мать обрекла на смерть Алаку по гнусному навету, опасаясь, как бы сын не потерял голову из-за простолюдинки, не женился на ней — а подумала она при этом, какую боль мне причиняет? Бедная, ни в чем не повинная Алака…
Была и еще одна причина, по которой я вступил в брак с Деваяни. Я надеялся, породнившись со святым Шукрой, умолить его найти способ снять проклятие, тяготеющее над всем нашим родом.
Не подумав о прошлом или будущем, не подумав, чисты ли мои побуждения, я с превеликой охотой женился на Деваяни.
Деваяни стремилась воссесть на трон Хастинапуры — и я столь же страстно желал, чтобы она сидела рядом со мной.
Но премудрый Шукра оказался не совсем таким, как мне представлялось. Великий гуру не чаял души в единственной дочери, но в слепом обожании воспринял ее брак с могущественным королем как нечто само собой разумеющееся и менее всего заботился о том, чтобы завоевать расположение августейшего зятя.
Удивило меня и его отношение к Шармиште. Шармишта принесла себя в жертву ради того, чтобы Шукра не оставил асуров, чтобы отвести беду от своей страны. Нет сомнения, Шармишта проявила величие духа. Однако Шукра, аскет, прославленный своей святостью, в конце концов, просто человек, умудренный жизнью, друг и гуру короля Вришапарвы, — разве он не обязан был хоть словом утешения помочь Шармиште?
Возможно Шукра поглощен столь высокими мыслями, что ему трудно понять обыкновенные человеческие чувства. Недолгого времени, что я провел в асурском королевстве, достало, чтобы увериться, сколь высоко ставят себя и отец и дочь перед остальными.
Какой отец не уронит слезу, провожая дочь в ее новый дом после замужества? Прослезился и святой Шукра. Однако он тут же отвел меня в сторону со словами:
— Принц, Деваяни — моя единственная дочь. Ее счастье — это мое счастье, помни. И не забудь, что нет на земле ничего могущественней моего благословения. Ты видел, как принужден был смириться король Вришапарва, как низко пала Шармишта. Предупреждаю тебя: не обижай Деваяни, не забывай, что ее обида — это моя обида.