Плеснула вода. Я изготовился: слон заревет, когда в него вопьется стрела, и я по реву определю, куда послать вторую.
Всплеск. Слон!
Я спустил тетиву. Свист стрелы и человеческий голос одновременно донеслись до моих ушей:
— Кто там стреляет? Покажись, посягнувший на жизнь, не то…
Белка не могла бы скользнуть вниз по стволу проворнее меня.
Я помчался в направлении голоса. Лес редел у кромки озера, в рассеянном звездном свете я различил человека, похожего на призрак. Я пал ему в ноги, но человек отпрянул со словами:
— Убийца не смеет осквернять меня!
— Я не виноват, я охотился, мне послышалось, будто слон пьет воду. Я кшатрий, людям моей касты должно уметь владеть оружием.
— Ты смеешь говорить о долге мне, принявшему обет? Я — брахмачари, отрекшийся от мирской суеты. Говори правду — осквернены ли твои уста поцелуем женщины? Ибо лишь тот, кто чист, может коснуться моих ног!
Я не решился утаить истину. Воспоминание о ночи, когда я пылко целовал Алаку, жило во мне. Йогин, возможно, наделен даром всеведения и, разгневавшись на ложь, способен испепелить меня проклятием.
Я молча опустил голову.
— Распутник, — сказал йогин. — У меня нет времени на разговоры с человеком, погрязшим в пороках. Полночь давно миновала, скоро мне на утреннее омовение и на молитву.
Я стал на колени перед ним.
— Благослови меня, святой человек!
— Не хочу уподобляться Шиве, который готов благословить любого. Как я могу тебя благословить, не зная, кто ты?
— Я принц.
— Тем хуже. Ты не достоин благословения.
— Почему? — спросил я в страхе.
— Ты раб плоти. Чем выше вознесен человек над другими, тем меньше он заботится о душе. Подобные тебе всегда готовы поддаться соблазну низких наслаждений. Вы все пресыщены. Вы мните, будто правите, а на самом деле страсти правят вами. Женщина есть средоточие зла, поэтому вы не в силах устоять перед ней, а брахмачари избегают даже смотреть на нее. Иди своей дорогой, принц. Если желаешь благословения — отрекись от мира и приходи ко мне…
— Святой человек, я дал клятву, что никогда не отрекусь от мира!
— Почему? — спросил йогин с неожиданным любопытством.
— Мой старший брат все бросил, чтоб стать отшельником, Мать так и не оправилась от горя…
— Ты принц Яяти, наследник хастинапурского трона?
— Как вы могли узнать меня?
— Следуй за мной.
Йогин двинулся в лес, но, сделав несколько шагов, он оглянулся. Я стоял на месте.
— Яяти, — сказал он мягче, — Твой старший брат велит тебе следовать за ним.
У страха много общего с надеждой — оба распаляют воображение.
Я в детстве собирался во что бы то ни стало отыскать Яти, я изо всех сил пытался представить себе, как он выглядит — мой старший брат… И вдруг — эта невероятная встреча в ночном лесу!
Но я ей не был рад.
Остуженный холодным высокомерием речей брата, я тщетно искал, о чем говорить с Яти, сидя в его пещере.
Ибо мы уже находились в пещере. Она была так скрыта перепутанной колючей лианой, что я не заметил входа, пока Яти не раздвинул колючки рукой.
И тут же послышался тигриный рык. Моя рука непроизвольно вскинула лук, но Яти с улыбкой оглянулся.
— Оружие ни к чему, — сказал он. — Тигр зарычал, учуяв незнакомый запах. Он кроток, словно кролик. Я вожу дружбу с ним, с другими обитателями леса. Дикий зверь чище человека.
Яти приласкал тигра, и тот замурлыкал, как котенок.
Я огляделся. Пещера освещалась неровным странным светом. Не сразу понял я, что он исходил от уймы светлячков под потолком. В углах пещеры извивались кобры — мне показалось, что посередине их раздутых клобуков мерцало по драгоценному камню, о которых рассказывается в древних сказаниях.
Яти указал мне направо — на свое ложе.
Мне пришлось склониться пониже, чтобы убедиться, не обманывает ли меня зрение.
Как мог Яти спать на ложе, где изголовьем служил плоский камень, а подстилкой — такие же колючки, что у входа… Яти, мой старший брат, спит на этом ложе? Ради этой жизни он причинил столько страданий матери, отказался от престола, бросил все? Но ведь чего-то Яти ждал от своего отшельничества? Чего? Что ищет человек, который отрекается от мира?
Яги перехватил мой взгляд и, видно, догадался, о чем я думаю. Он раскатал по неровному полу свернутую шкуру антилопы и жестом пригласил меня садиться. Сам сел на ложе из терниев.
Я пребывал в смятении: обстоятельства, которые свели нас в лесу, суровость речей Яти и эта пещера — как будто ожили истории сказителей: покорный тигр, кобры, ложе из колючек…