— Вы всегда поступали, как вам заблагорассудится. Я-то вас знаю. Но, помяните мое слово, нехорошо это. Я от своего мнения не отступлюсь.
Однако я была уверена, что не делаю ничего дурного, и после долгих колебаний решила принять приглашение графа.
Мы проехали по мосту. Глядя на старые, поросшие мхом и плющом стены, на мощные подпоры и круглые башни с остроконечными крышами, я мысленно молила Бога, чтобы меня не отправили обратно. Миновав арку, мы оказались на мощеном дворе. Кое-где среди камней пробивалась трава. Вокруг стояла поразительная тишина. В центре виднелась беседка с колодцем. Несколько ступеней у правого крыла замка вели на открытую веранду. Над дверью — увитая геральдическими королевскими лилиями надпись: «de la Talle».
Жозеф поставил у двери мои сумки и крикнул:
— Жанна!
Вышедшая на зов горничная окинула меня удивленным взглядом. Жозеф объяснил, что я мадемуазель Лосон, прибывшая по приглашению Его Светлости, велел проводить меня в библиотеку и доложить о моем приезде. С сумками разберутся потом.
Я очень волновалась и в глубине души ругала себя за легкомыслие. Жанна открыла тяжелую, обитую клепаным железом дверь, и мы вошли в просторный вестибюль. Каменные стены были украшены великолепными гобеленами и оружием. Мимоходом я заметила кое-какую мебель в стиле эпохи регентства — в частности, столик с тончайшей паутиной золотой инкрустации по французской моде начала XVIII века. Гобелены той же эпохи, выполненные в духе мануфактуры Бове, восхищали изысканной простотой пасторальных картин а 1а Буше. Какая роскошь! Я уже была готова побороть робость, остановиться и разглядеть все получше, но тут мы вышли из вестибюля и стали подниматься по лестнице.
Жанна отдернула тяжелую портьеру, и я — какое блаженство после хождения по каменным плитам! — ступила на толстый ковер. Мы были в коротком темном коридоре, в глубине которого виднелась дверь. За ней оказалась библиотека.
— Если мадемуазель угодно подождать…
Я кивнула. Дверь за моей спиной мягко затворилась, и я осталась одна.
Вот это комната! Чего стоят одни высокие потолки с дивной росписью! Похоже, Шато-Гайар — настоящая сокровищница мирового искусства. Если меня здесь не примут, я этого не переживу. Стены библиотеки пестрели корешками книг в кожаных переплетах. Чучела зверей застыли, как на страже этих древностей. Я подумала, что граф — бывалый охотник, и попыталась представить, как он гонит добычу. На каминной полке стояли часы с богатой инкрустацией. По обе стороны — две изящно раскрашенные севрские вазы. Обивка стульев гармонировала с цветами и завитушками, украшавшими их деревянные каркасы. Увы! Я не могла полюбоваться этим великолепием в свое удовольствие. Меня слишком волновала скорая встреча с грозным графом. Что я ему скажу? Главное, вести себя с достоинством. Спокойно, без суеты. Не подавать вида, как сильно я хочу остаться здесь работать. В случае успеха можно было бы рассчитывать на новые заказы. Мне казалось, что через несколько минут решится моя судьба. Как я была права!
Послышался голос Жозефа:
— В библиотеке, Ваша Светлость…
Звук шагов. Он может войти в любой момент. Я подошла к камину. Там лежали дрова, но огня не было. Отрешенно посмотрела на роспись над часами в стиле Людовика XV. Мое сердце бешено колотилось, я стиснула дрожащие руки, а когда дверь отворилась, сделала вид, что ничего не заметила. Таким образом, у меня оказалось несколько лишних секунд, чтобы успокоиться. Последовало короткое молчание, потом чей-то невозмутимый голос произнес:
— Невообразимо.
Мужчина был примерно на дюйм выше меня, а ведь я довольно высокая. В его темных глазах читалось недоумение, но мне они показались добрыми. Длинный орлиный нос придавал лицу надменный вид, зато в пухлых губах было что-то детское. На нем был очень элегантный костюм для верховой езды — пожалуй, чересчур элегантный, — цветной шейный платок и по золотому кольцу на каждом мизинце. В общем, выглядел он в высшей степени утонченно, но не так грозно, как я себе представляла. И отнесся он ко мне, похоже, благожелательнее, чем я предполагала. Мне бы радоваться, а я почувствовала легкое разочарование.
— Добрый день, — поздоровалась я.
Он подошел ближе, и у меня появилась возможность приглядеться к нему. Он оказался моложе, чем я думала: старше меня не больше, чем на год… возможно, мой ровесник.
— Будьте любезны, объясните, в чем дело.
— Да, конечно. Я приехала реставрировать картины.
— Мы ждали господина Лосона.
— Теперь он не может приехать.
— Значит ли это, что он прибудет позднее?
— Он умер несколько месяцев назад. Я его дочь. Выполняю оставшиеся после него заказы.
Он выглядел несколько обеспокоенным.
— Но это очень ценные картины…
— В противном случае их не стоило бы реставрировать.
— Мы доверим их только специалисту, — заявил он.
— Я специалист. Вам рекомендовали отца, а я работала с ним. По правде говоря, его коньком были дома, а моим — картины.
Конец, подумала я. Из-за меня он попал в глупое положение и ни за что не разрешит мне остаться. Я сделала последнее усилие:
— Вы слышали об отце, а значит, и обо мне. Мы работали вместе.
— Вы не объяснили…
— Я думала, дело срочное, и решила не откладывать поездку. Когда отец принял ваше предложение, я должна была ехать с ним. Мы всегда работали вместе.
— Прошу садиться! — пригласил он.
Я примостилась на краешке стула с резной деревянной спинкой, а он уселся на диван, удобно вытянув ноги.
— А вы не подумали, мадемуазель Лосон, — сказал он неторопливо, — что, своевременно узнав о смерти вашего отца, мы могли бы отказаться от ваших услуг?
— Я считала, что главное — реставрация картин. Вот уж не думала, что пол реставратора имеет для вас решающее значение.
Если я выразилась резко, то это от волнения. Сейчас он попросит меня уехать, а мне необходима возможность показать, на что я способна.
Он нахмурил брови и задумался. Затем украдкой взглянул на меня, довольно безрадостно усмехнулся и сказал:
— Странно, что вы не написали и не предупредили нас…
Оставаться дольше было бы слишком унизительно. Я поднялась, он тоже. Никогда я не чувствовала себя такой несчастной, как в те минуты, гордой походкой направляясь к двери.
— Минуту, мадемуазель.
Маленькая победа. Он заговорил первым. Не поворачиваясь, я посмотрела на него через плечо.
— Станция у нас небольшая. Здесь останавливается только один поезд, в девять часов утра, а до парижской ветки несколько десятков километров.
— В самом деле?
На моем лице, вероятно, отразилось разочарование.
— Теперь вы понимаете, — продолжил он, — что поставили себя в неловкое положение.
— Откуда мне было знать, что на мои рекомендательные письма даже не посмотрят? Раньше я никогда не работала во Франции и, разумеется, не ожидала такого приема.
Кажется, я попала в точку. Он поддался на мою провокацию:
— Поверьте, мадемуазель, во Франции люди не менее учтивы, чем в любой другой стране.
Я пожала плечами и спросила:
— Полагаю, здесь есть постоялый двор… или гостиница, где я могла бы переночевать?
— Нет, нет, ни в коем случае. Останьтесь у нас.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказала я холодно, — но в данных обстоятельствах…
— Вы говорили что-то о бумагах?
— У меня есть рекомендации от людей, которые остались довольны моей работой… у нас. В английских замках мне поручали шедевры. Но вас это не интересует.
— Вы ошибаетесь, мадемуазель. Меня это очень интересует, как и все, связанное с замком.
При этих словах он преобразился. Его лицо озарилось благоговейной страстью — любовью к этому старому дому. Я почувствовала в нем родственную душу. Если бы такое чудесное место было моим домом, я испытывала бы те же самые чувства.