— Господин, как вы и сказали, я открыла Эрии портал настолько близко к Южному королевству, насколько смогла, — Турия говорит это прямо от двери, зная, что, когда Раад в отвратительном настроении, лучше под горячую руку ему не попадаться. А он именно в таком состоянии вернулся с расследования. — Ещё какие-то поручения по поводу этой девушки будут?
Мужчина стучит пальцем по столу, мысленно перебирая, чего же ещё он не сделал, и вспоминает об одном:
— Напиши от моего лица письмо её родителям, сообщи, что я остался довольным кандидатурой, мой отказ никак не скажется на её чести и возможности выйти замуж за кого-то другого, что я не буду препятствовать её счастью, очерняя сплетнями, — это очень важно, ведь по сути Эрия ещё ребенок, своим поведением это доказала, не стоит наказывать девушку за то, что у неё слишком большое сердце и желание помогать убогим, таким, как ль’Ву. Кто бы что не говорил, Раад не так жесток на самом деле. — Обязательно приложи дары, которые смогут им понравиться и хоть немного утешить.
Турия с поклоном удаляется, подволакивая замерзший хвост, а л’Валд вновь возвращается к документам — за время его отсутствия тех успело накопиться больше, чем он представлял. Ставя очередную закорючку подписи, замечает, что именно подписывает: каким-то неведомым образом прошение о помиловании Даара попало к нему на стол. Получается, кто-то подсуетиться, чтобы бумагу измарать и счастье попытать — вдруг ректор смилостивится и передаст Совету просьбу неизвестного просителя — имени его не указано. С усмешкой подносит прошение к огню свечи, единственному, что освещает кабинет, и с удовольствием смотрит, как вспыхивает клочок бумаги, осыпаясь горячим полом на его худые пальцы. Нет, ль’Ву так просто не отделается. Сейчас тот связан со своим палачом кровью, следовательно, ничего особо страшного не натворит, зато будет очень полезен королю Запада, если тому что-то понадобится, например, внеплановое предсказание.
***
Ал’Туган приходит к Рааду вечером третьего дня по его возвращению. Без стука врывается в кабинет, буквально сметая со своего пути помощницу-нагиню, плюхается в кресло, закидывает ногу за ногу и довольно улыбается, говоря:
— Ты не явился на доклад Совету Старейшин, — возмущается, словно Раад совершил великое зло, которое невозможно искупить, — а ведь это обязательно делать после расследования, на которое они отправляют своих следователей, одним из которых ты и являешься.
— Я послал письмо, в котором во всех подробностях расписал всё, что знаю, поэтому нет необходимости благородных Старейшин собираться, — без особых эмоций реагирует ректор, напоминая о том, что не только он может быть слишком занят, чтобы мотаться туда-сюда, но и Старейшины тоже. — Ты наверняка его читала, — не может не заметить этой детали.
Девушка задумчиво накручивает на палец прядь волос, затем все-таки отвечает:
— Да, это так, обладаю полномочиями, чтобы иметь возможность делать подобное. Но мне не нравятся сухо изложенные факты.
— Мне теперь что, ради твоих хотелок, в красках рассказывать о произошедшем? Я не придворный шут в царстве змей, чтобы угождать какой-то девчонке, пусть и королевского рода. Возможно, ты забыла, но я не просто ректор, но ещё и правитель собственного государства, — напоминает мужчина об очевидном. Его гордость за собственное происхождение и титул всегда при нём, иначе бы он и не выжил, погибнув давным-давно, ещё в детстве.
— В таком случае, вспомни о том, что мы друзья!
— Но мы не друзья, — отрезает решительно л’Валд, который к ал’Туган ни малейшего чувства привязанности не испытывал никогда. То, как она пытается его вывести из себя, всегда в мужчине только раздражение вызывало, даже не гнев — его девчонка не достойна. — И никогда друзьями не станем, пойми это уже наконец и отцепись от меня.
Реальность такова: ал’Туган с самого детства достаёт Раада, с первой же встречи, когда две королевские семьи познакомили отпрысков друг друга, рассчитывая, что кто-нибудь кому-нибудь приглянется, и тогда два государства смогут стать более дружественными, скрепив узы браком. Только вот семье Туган представили старшего сына Валдов, наследника, предполагая, что именно он взойдет на престол. Младшей же девочке Туганов понравился именно он, спрятавшийся от чужих взглядов за троном отца, Раад. И, что тогда, что теперь, мужчина всё ещё ненавидит её за то, что она проявила к нему внимание, тем самым заставив короля и королеву Запада вспомнить о том, что у них не один ребенок, а два. Долгие месяцы после он страдал от их жестокого обращения, навсегда связав для себя образ ал’Туган и боль.