— Так точно.
— Какого же он свалял дурака… — пробормотал король.
— Кто? — удивился Однопят.
— Мой покойный друг… Ладно, чёрт с ним. Как ты сумел выдрессировать эту тварь?
— Тварь-то добрая, — отвечал узник сухо. — И умная. Её так и звать — Умница…
— А она об этом знает?
— Умница, — со всей серьёзностью обратился Однопят к своей крысе, — ну-ка, приведи себя в порядок, ведь к нам пришли!
И та принялась усердно умывать мордочку.
— Видите, государь, она всё понимает!
Зариций, сам не зная почему, протянул руку к зверьку. Крыса обнюхала его тонкие пальцы.
В глазах у короля мелькнуло что-то такое, отчего солдату вдруг стало его ужасно жалко.
— Погладьте, погладьте её, ваше величество, — предложил он.
Но король опустил руку, и лицо его потемнело.
— Зачем ты её приручил? — спросил он с отчаянием и злостью. — Зачем обучил всяким фокусам? Рассчитывал выйти отсюда и кому-нибудь её показывать? На что ты надеялся? На государственный переворот? На мою смерть? На чудо?
— Бог с вами, ваше величество, — ответствовал узник. — Фокусам я её обучил, чтобы было повеселее. И ей, и мне. Потому как мы с ней друзья-приятели.
— Друзья-приятели? — переспросил Зариций. — А если я велю тебя…
Но страшное слово будто застряло у него в горле, и он выговорил иное:
— …велю тебя избавить от подобной дружбы? Чтоб эту твою приятельницу — за хвост и об стенку!
Ужаснулся служивый:
— Как можно, ваше величество? Она же человеку доверяет!
— Тем легче будет с ней разделаться, — улыбнулся король.
Солдат схватил Умницу за шкирку, сунул себе за пазуху, и бросил королю в лицо два слова, — нет, не ругательство и не проклятие. Он просто произнёс:
— Постыдитесь, государь!
И тогда…
И тогда по всему Дому Умников вдруг пронёсся пугающий гул — будто залопотало под ураганным ветром гигантское полотнище. Подземное здание задрожало…
Сперва удрал персонал, затем — королевская охрана.
А сам король, то ли ахнув, то ли застонав, ладонями закрыл лицо, и ослепительный белый огонь, от которого померк электрический свет, побежал по его рукам, по плечам, по всему телу. Зариций обратился в горящий столб.
Солдат живо схватил свой мундир и бросился на помощь. Он знал, как надо тушить загоревшееся на человеке платье. Но здесь горело не платье, и напрасно Однопят пытался загасить, задавить пламя плотной тканью мундира. Меж тем ему самому оно не причинило ни малейшего вреда.
В несколько мгновений всё было кончено.
Тонкая золотая корона с тихим звоном откатилась в сторону. Нетронутые огнём королевские одежды с шорохом осели на пол. Под ними не осталось даже пепла.
И лишь потом понял солдат, что сгорел король Невоздании от стыда.
Поначалу Однопят стоял как потерянный. Хотел обнажить голову, но вспомнил, что головного убора на нём нет.
Полностью опомниться он не успел. Вдруг раздался страшный скрежет, дверь камеры накренилась и рухнула наружу. Почти тотчас весь коридор наполнился лязгом и грохотом.
Однопят отскочил к стене, прижался к ней спиной, осторожными шагами продвинулся к проёму и выглянул.
В коридоре не было никого. Но нельзя сказать, что там ничего не происходило.
Прочные дверные засовы один за другим разваливались на части: скобы, вроде бы вделанные намертво, выскакивали из стен; лишённые их опоры, падали тяжёлые деревянные брусы. Двери слетали с петель, рассыпающихся на глазах. Узнику на миг подумалось, что потолок сейчас тоже рухнет, да и всё сооружение провалится прямо в тартарары, — отсюда, должно быть, это рукой подать. Но нет. Когда дверь самого дальнего помещения грохнулась на пол, разрушение прекратилось, и всё стихло.
Немного придя в себя, Однопят обнаружил, что так и держит в руках свой мундир. Машинально натянул его, запахнул на груди. Тёплый комок копошился за пазухой, попискивал. Солдат прошептал:
— Ну, крысонька, попробуем…
Он заковылял прочь из помещения, и тут услышал шаги. Спотыкаясь, в коридор выбрели ещё два человека, оба обросшие и грязные, один — седой, в летах, с очками на носу, а другой чернявый, молодой, с глазами навыкате.
Все трое уставились друг на друга. Тот, что в летах, заговорил первым:
— Так я и предполагал. Здесь содержались ещё люди…
В этот миг у солдата из-за отворота мундира выглянула серая мордочка.
— Да тут и животные имеются! — заметил молодой.
Однопят повертел головой туда-сюда, увидел, что все камеры теперь пусты, и подытожил:
— Людей три человека. А животная одна.