И это чувство радостного ожидания не покидало его весь день. Все, кого он видел, казались ему лучше, добрей, и он сам был добрей. Митяя хотелось хлопнуть по спине и сказать: «Да будет, рыжий! Давай мириться!» Сонечке на уроке он пощекотал бумажкой шею, и она лукаво погрозила ему пальчиком. Об Олеге, который сидел на парте так прямо, словно проглотил кол, подумал: «Конечно — сухарь, перпендикуляр, но все равно — парень стоящий».
И солнце, давно выбравшееся из-за тучи, радовало Андрея. Светило ярко, пригревало по-летнему. Даже угрюмый дядя Вася оказался совсем не таким угрюмым. Проходя после уроков мимо гаража, Андрей увидел — возле шофера собралась куча ребят и он, посмеиваясь, что-то рассказывает. Андрей и сам хотел подойти послушать, но его окликнули.
Это была Раиса Павловна.
— Так снова напоминаю — не забудь постричься.
— Ладно, — поспешно согласился он.
— Говоришь «ладно», а сам опять явишься нестриженый. Может быть, написать записку матери?..
— При чем тут мать! — грубовато сказал он.
— Что значит — при чем? Она же мать.
Он передернул плечами, не ответил.
— Ты где живешь?
— На Замковой.
— Вот как! Недалеко от меня. Знаешь улицу Мечникова? Я там живу.
Андрей знал эту улицу, но промолчал. Раиса Павловна еще спросила о том, где работает его мать, по сменам или только днем…
Этот разговор оставил неприятный осадок. Уж не собирается ли воспитательница прийти к ним домой? Ну и пусть! Разве он что плохое делал? — подумал было Андрей — и осекся.
Внимательно глядя в окно трамвая, Андрей старался отогнать неприятные мысли. А дома и совсем забыл о них. Встретила его Нинка, подушила ручонками, почмокала в щеку и сказала:
— А тебя мальчишка спрашивал! Голова вот такущая. — Она широко развела руки.
Андрей сразу посерьезнел. Васек спрашивал. Это неспроста. Значит, Зубей ждет его.
Посидев немного и выпив наспех чашку чаю, чтобы не очень огорчать мать (она, как и в прошлую субботу, напекла ради него пирогов), Андрей взял на всякий случай альбомчик с марками и побежал к Зубею.
Не ошибся: Зубей его поджидал. И снова на столе у него Андрей увидел арбуз.
— Здорово, интернат, — подставляя для гостя стул, сказал Зубей. — Садись! Наворачивай! — Он отрезал толстый, хрустнувший под ножом ломоть арбуза, протянул его Андрею. — Рассказывай!
Впрочем, слушать рассказ Андрея он, как видно, не имел ни малейшего желания. Закурив, с минуту пытливо, прищурившись, смотрел на Андрея, евшего арбуз, потом щелчком желтого прокуренного ногтя стряхнул пепел и спросил:
— Ну, изучил филателию?
Андрей кивнул. Полез в карман за альбомом.
— Вот, проверь. О любой марке спроси…
— Ладно, — небрежным жестом руки остановил Зубей. — Теперь, малыш, слушай. Разговор будет серьезный…
Это было так…
Сначала Нинка очень огорчилась, когда Андрей сказал, что не хочет идти в кино. Она собиралась даже заплакать, но раздумала. На улице светит солнышко, а небо такое нарядное, будто нарисовано ее толстым синим карандашом. И белые голуби кругами по нему летают. Ну, как тут заплачешь! Нет, лучше попить чаю и побежать с девочками на улицу. Будут играть в классы или больницу.
За столом Нинка трещала, как сорока:
— Мама, а коровы тоже болеют ангиной? А лошади?.. А почему я не видела лошадей с завязанной шеей?.. Мама, ну почему?
Ирина Федоровна сказала с досадой:
— Хоть минутку, Нина, помолчи. Голова от тебя идет кругом… Андрюша, еще чаю налить?
Андрей рассеянно перекатывал ложечкой вишню в блюдце с вареньем.
— Чаю тебе налить? — повторила Ирина Федоровна.
Он поднял голову.
— А? Чаю?.. Налей… Хотя не надо, больше не хочу. — И опять погрузился в свои мысли. Мать видела: он чем-то озабочен, и ей хотелось расспросить его, узнать, дать совет, если нужно. И еще хотелось прижать его непокорную, упрямую голову к груди, погладить по волосам. Давно, давно не ласкала она его. И сейчас не решилась. Лишь спросила участливо:
— Ты о чем задумался, сынок?
— Да так, ни о чем, — сказал он, поднимаясь из-за стола. В передней надел фуражку и, подумав секунду, проговорил, глядя в сторону: — Я пошел… Погуляю.
А через полчаса в дверь постучали. Ирина Федоровна, вышедшая из кухни открыть, узнала в маленькой, симпатичной женщине с пышными волосами и чуть, курносым, вздернутым носиком воспитательницу интерната Раису Павловну. В первую минуту Ирина Федоровна перепугалась — решила, что Андрей натворил что-то в школе и теперь пришли жаловаться на него. Однако Раиса Павловна, увидев на ее лице это испуганное выражение, поспешила успокоить: пришла просто так, познакомиться. Это ее обязанность — знать, в каких условиях живут дома ее воспитанники.