А стрелка все ближе и ближе — к цифре семь. Что же делать? Но больше раздумывать некогда: без двух минут семь. Одевшись и стараясь не глядеть на мать, Андрей сказал:
— Я пошел… До свидания.
Выйдя на лестничную площадку, он с надеждой подумал: «А вдруг Зубея нет во дворе? Тогда обожду минуту, всего минуту, и уйду. Потом в случае чего скажу: тебя же не было на месте! Сам сказал — приходить точно». Он прильнул к маленькому окошку. Вглядывался в темноту. Так и есть — никого не видно.
Андрей быстро сбежал с лестницы — и чуть не споткнулся: Зубей стоял возле дверей парадного и курил.
— Минута в минуту! — с одобрением сказал он, — Пошли.
Погода, как и предсказывал Зубей, вконец испортилась. Хотя и не дождь шел, а снег, но был он тяжелый, сырой.
Зубей выругался и проворчал:
— В такую погодку старикан много не нагуляет.
Андрей понял: просить Зубея, чтобы тот отпустил его, — бессмысленно.
До улицы Конечной добирались двумя трамваями. А вот и знакомая улица. Впрочем, сейчас, зимним вечером, она показалась Андрею совсем незнакомой. Только разве будка телефона-автомата да витрина текстильного магазина напоминали, что он когда-то целый час бродил здесь.
— Ага, старик дома, — сказал Зубей. — Видишь, на третьем этаже два крайних окна светятся? Это их окна. Видишь?
— Вижу, — хмуро ответил Андрей.
— А ты чего, — вдруг спросил Зубей, — будто на похороны пришел?
Андрей посмотрел на длинную белую улицу, на отвесно падавший тяжелый снег в свете электрических фонарей и с тоской проговорил:
— Отпустил бы ты меня. Не нужно мне никаких денег. Ничего не нужно…
— Что?! — Зубей схватил его за грудь и сильно тряхнул. — Замолчи, щенок! Дело хочешь сорвать? Слюни распустил! Я что, в дом тебя заставляю идти! Размазня! Полчаса боишься постоять. Только не думай сбежать потихоньку! Ты меня знаешь — кишки выпущу и не оглянусь!
Видя, что Андрей совсем сник, идет, уронив голову, Зубей смягчился:
— Не кисни, малыш. Дело верное. Сам видишь, никакого риска для тебя. А денежки — вот они, рядом. Не обижу…
Андрей слушал его с отвращением.
Прошло минут двадцать, полчаса. Старик все не показывался. Зубей начал нервничать:
— Заснул он, что ли, старый хрыч!
«А может быть, Севин дедушка совсем не выйдет? — подумал Андрей. — Зачем ему обязательно выходить? Хочет подышать свежим воздухом — пусть форточку откроет».
Несмотря на воскресенье, прохожих на этой небольшой окраинной улице почти не было видно. Да и кому приятно гулять в такую погоду?
«Ну зачем тебе выходить? Сиди дома, дедушка, сиди», — мысленно повторял Андрей. Но тут он увидел, что свет в крайних окнах третьего этажа погас.
— Порядок! — Зубей взглянул на часы. — Как по расписанию!
Они стояли на противоположной стороне улицы и ждали. Зубей отрывисто говорил:
— Хорошенько рассмотри старика. И с места не сходи. Гляди в оба! Если будет возвращаться — свистни. Три раза свистни. Громче. Но не бойся, я раньше успею.
Через минуту в узком проходе между домами показался высокий, сутулый старик. Зубей сжал Андрею руку, шепнул:
— Вот он.
Подняв воротник пальто, старик неторопливо направился вдоль улицы.
— Запомнил? Гляди в оба! Я пошел.
Зубей пересек улицу, свернул за угол, юркнул в подъезд дома и быстро зашагал по лестнице. На площадке третьего этажа был полумрак. Лампочка не горела. Зубей остановился у двери, прислушался. Все спокойно. Достав ключ, приложил его к замочной скважине. Но что это? Черт возьми! Неужели толста болванка? Сильнее надавил на дужку ключа. Никакого результата. Ладони под перчатками сразу вспотели. Стиснув зубы, надавил изо всей силы. В ту же секунду раздался громкий, как выстрел, треск. Зубей замер. Послушал. Тихо. Смахнув со лба пот, облегченно вздохнул. Ключ — на месте, в замке. Он без труда повернул его дважды. И дважды легко щелкнул отпираемый замок. Теперь — вынуть ключ. Не тут-то было! Крепко застрял! Может, оттого не вынимается, что бородка наверху? Повернул ключ. Снова что-то держит.