— Порядочек! План утвердили. Кое-что пришлось переделать. Теперь начисто рисую. Поправляйся быстрей. Скоро деревья будем сажать.
Да, посетителей хватает. И каждый приносит подарки. Будто он и правда герой какой. А какой же он герой? Трус он. Все время молчал и трясся от страха.
Приходил в больницу и следователь. Он расспрашивал о Зубее. Зубей арестован. Его будут судить. Пусть судят. Заслужил.
А позавчера пришел директор. Принес мандарины. Андрей очень волновался. Он раз десять уже открывал было рот, чтобы сказать о Сеньке, но все не хватало храбрости. И только когда Сергей Иванович собрался уходить, Андрей решился:
— Сергей Иванович, я хочу сообщить одну тайну…
— Даже тайну? — улыбаясь, спросил директор.
— Вы знаете в пятом «Б» Семена Лоскутова?.. Я очень виноват перед ним… — И Андрей, запинаясь и краснея, рассказал, как они с Зубеем обманом забрали у ребятишек с улицы Гастелло деньги и скрылись.
— Но я отдам деньги, — горячо зашептал Андрей. — Заработаю и отдам. Сергей Иванович, честное слово, отдам! Я буду в две смены работать на нашем заводе. Я ни в какой Крым не хочу. Я и летом буду работать! Мне бы только собрать те деньги…
Директор молча смотрел на бледное, исхудавшее, взволнованное лицо воспитанника. Взял руку Андрея, тихонько пожал ее.
— Успокойся. Я верю тебе. Потом об этом поговорим. Обо всем поговорим. А сейчас успокойся. Признался — и хорошо. Главное, теперь скорей поправляйся. Кушай мандарины. Исключительно полезная вещь. И не переживай. Все будет хорошо.
И как только Андрей освободился от этого груза, дело с выздоровлением пошло лучше. Вот и руки уже поднимает. Андрей посмотрел на тумбочку и, протянув руку, взял пирог. Развернул бумагу. Пирог был ароматный, с поджаристой корочкой. И словно домом от него запахло. «Сама испекла!» — вспомнил Андрей и так счастливо улыбнулся, что хмурый сосед его неодобрительно кашлянул и отвернулся к стене.
Чего он отвернулся! Это же пирог с капустой. Самый вкусный пирог на свете!
Ты что болтаешь?
Март был на исходе. В тени заборов дотаивали последние грязно-серые ноздреватые пятна снега. По утрам широкие больничные окна заливало теплое солнце, а воробьи поднимали такой щебет, будто состязались, кто кого перекричит.
Андрей заскучал и при утренних обходах уже нетерпеливо спрашивал:
— Доктор, когда меня выпишут?
Ответ был один:
— Больше, чем нужно, никого не держим.
Поправлялся Андрей быстро. Гопак он, правда, не танцевал, но свободно ходил по палате, выполнял мелкие поручения лежачих больных: «Подай костыль», «Позови сестру». Он и няню освободил от забот о себе. Не надо было ухаживать за ним, приносить еду. Сам ходил в столовую.
Посетителей теперь уже не пускали к нему, а он сам выходил к ним за стеклянную дверь. И как-то совестно было теперь принимать кулечки со сладостями и слышать, как мать озабоченно говорит:
— А вчерашнее печенье скушал?
В воскресенье Ирина Федоровна пришла вместе с Нинкой. Нинка раскраснелась с улицы; она сидела на лавке, болтала ногами и всем-всем интересовалась: а зачем у тети проволока к руке привязана? А почему у того дяди на костылях такая толстая нога? А что такое гипс? Это такая вата?
Ирина Федоровна, увидев в коридоре врача, лечащего Андрея, поспешила к нему.
А Нинка все сыпала вопросы:
— Почему у того дяди такое страшное лицо?
— Потому что обжег, — пояснил Андрей.
— А больно, когда делают операцию?
— Пустяки! Вот недавно одному дяде вырезали аппендицит. Так он во время операции до того смешные анекдоты рассказывал, что доктор сказал: «Больной, прекратите разговоры. У меня от смеха иголка прыгает».
Нинка тоже смеялась, представляя, как в руке доктора прыгает иголка. Будто лягушка.
— Ой! — вдруг вспомнила она. — А что у нас было! Она как схватила ее за волосы! Да как закричала!
— Кто она?
— Ну, она. Которая рядом живет. С красными губами и белой сумкой.
— Евгения Константиновна?
— Ну да! Как схватила бабушку за волосы! «Уходи, говорит, видеть тебя не хочу!»
— Ты что болтаешь! — Он стиснул Нинкину руку. — Приснилось, что ли?
— Ничего не приснилось! Сама слышала! А что за волосы хватала — это бабушка приходила и рассказывала. И еще плакала…
Когда Ирина Федоровна, поговорив с врачом, вернулась, Андрей спросил ее:
— Чего это Нинка тут болтает, будто наша соседка бабушку побила.
— И не говори, Андрюша! Стыд, срам. Чтобы старого человека за волосы! И чем она ей не угодила? Такая работящая старушка. И в магазин сходит, и обед приготовит, и в комнатах приберет. А Евгения-то хороша! Кажется, и культурная, образованная, красивая, а так издевается над старым человеком! А все оттого, что избалованная, своевольная. Слова ей против не скажи. Так плакала старушка. «Не могу, говорит, больше у нее оставаться. Снова к дочери поеду. Хоть и тесно жить, да не обижают». И билет будто бы уже купила.