Овейн кивнул в сторону Линет, которая как раз проносила мимо кожаный мешок с водой.
— Да, — сказал я и покраснел от этого признания. Линет, как и моя пробившаяся борода, была моим знаком возмужания, и оба эти достоинства меня еще смущали. Линет решила остаться со мной, а не возвращаться в Инис Видрин вместе с Нимуэ. Я все еще не мог освоиться с новым своим положением, а для Линет все было ясно. Она вошла в мою хижину, подмела, заслонила вход ивовым плетнем и как ни в чем не бывало завела доверительный разговор о нашем совместном будущем. С Нимуэ, правда, жить было невозможно. После того как ее изнасиловали, Нимуэ ни с кем не разговаривала, любую попытку начать беседу встречала враждебной замкнутостью. Моргана залечила кровоточащую глазницу, а тот же самый кузнец, что ковал маску для Морганы, предложил взамен вырванного глаза сделать золотой шарик. Линет, как и все остальные, стала побаиваться эту новую, злобную и угрюмую Нимуэ.
— Хорошенькая девочка, — пробормотал Овейн. Он порылся в кармане куртки и вынул маленькое золотое колечко. — Отдай ей.
Я, запинаясь, поблагодарил его. Считалось, что военачальники должны одаривать своих воинов, но для меня, которому еще предстояло драться и доказать свое умение, золотое колечко было слишком щедрым подарком. Некоторые мужчины не гнушались украшений и носили золотые кольца, но я страстно желал получить простой железный обод, какие заслуженные воины выковывали из наконечников копий поверженных врагов. Овейн носил в бороде множество таких колец, а его пальцы тяжелили почерневшие от времени трофеи. Артур, как я заметил, колец вообще не носил.
Свой собственный урожай вокруг Кар Кадарна мы убрали и отправились кружить по всей Думнонии, собирая налоги и оброк. Мы наведывались к зависимым королям и вождям в сопровождении чиновника из сокровищницы Мордреда, который подсчитывал доходы.
Меня удивляло, что Овейн, этот неукротимый боец, всегда рвавшийся в битву, не пошел на Дурокобривис, не вернулся в Гвент, а вместо этого занялся скучной работой по сбору налогов. Однако, как я узнал позднее, налог для Овейна был гораздо важней любого убитого или взятого в плен сакса. Для мужчин, которые не желали заниматься черным трудом, налоги становились самым лучшим и верным источником дохода.
В каждой усадьбе толковали о плохом урожае и старались снизить налог. Овейн набивал свой собственный кошелек взятками, полученными в обмен на подложные документы. Он был настолько незамысловат, что и не старался скрывать это.
— Утер не позволил бы проделывать подобные штуки, — сказал мне Овейн, когда мы шли вдоль южного берега в сторону римского города Иска. — Старый бастард был хитрецом и всегда точно знал, что ему причитается. Но что знает Мордред, этот младенец?
Он посмотрел налево. Мы двигались по плоской голой вершине большого холма, на юге мерцало пустынное море, и сильный ветер гнал по свинцовым волнам белые полосы. На востоке, где тянулся узкий галечный берег, темной стеной вздымался каменный мыс, о него разбивались, превращаясь в пенистый кружевной воротник, высокие волны. Мыс соединялся с материком лишь узкой дамбой, возведенной из обломков камней и гальки.
— Знаешь, что это? — спросил меня Овейн, дернув подбородком в сторону мыса.
— Нет, лорд.
— Остров Смерти, — сказал он и сплюнул на всякий случай, чтобы отвратить напасть, а я остановился и уставился на ужасное место, вместилище думнонийских кошмаров.
Мыс был островом безумцев, подобных Пеллинору, необузданных сумасшедших с яростными душами, они считались мертвецами с того момента, как пересекали охраняемую дамбу. Остров был под опекой Кром Даба, темного хромого бога, и поговаривали, что Пещера Круахана, вход в Потусторонний мир, находилась как раз в конце Острова. Застыв, я с ужасом глядел на него, пока Овейн не хлопнул меня по спине.
— Не бойся, малыш, Остров Смерти тебе не грозит, — сказал он. — У тебя редкая голова на плечах. — Овейн повернулся и зашагал на запад. — Где мы остановимся сегодня вечером? — прокричал он Ливеллину, чиновнику сокровищницы, чей мул был нагружен пачками подложных документов.
— У принца Кадви в Иске! — ответил Ливеллин.
— А, Кадви! Мне нравится Кадви. Что мы взяли в прошлом году у этого уродливого плута?
Ливеллину не надо было справляться в своих записях-зарубках на деревянных бирках. Он выпалил на память весь длинный перечень шкур, мешков овечьей шерсти, рабов, слитков олова, сушеной рыбы, соли и молотой кукурузы.
— Хотя большую часть он заплатил золотом, — добавил прощелыга-чиновник.
— Он мне еще больше нравится! — хохотнул Овейн.
Усадьба принца Кадви оказалась построенным еще римлянами просторным домом с портиком и колоннами. Дом был повернут в сторону лесистой долины с широким руслом впадающей в море реки Экс. Кадви был принцем думнониев, племени, которое дало название всей нашей стране. Одновременно Кадви был и вождем расползавшегося во все стороны племени, что населяло землю между Иской и Керновом. Было время, когда все племена Британии считались отдельными, и человек из Катувеллани нисколько не был похож на жителя Белги, но римляне всех перемешали. Лишь некоторые племена, вроде племени Кадви, сохранили свой особый облик. Это племя считало себя самым главным среди бриттов, и люди его татуировали лица символами своего клана. В каждой долине обитал отдельный клан, обычно состоявший из дюжины семей. Соперничество между кланами было жестоким, но ничто не могло сравниться с враждой и соперничеством между всем племенем принца Кадви и остальной Британией. Столица племени Иска, римский город с крепкими стенами и каменными строениями, своей роскошью и великолепием могла поспорить с лучшими городами Гвента. Однако Кадви предпочитал жить вне города в собственном поместье.
Земли Кадви были богатыми, но принц желал сделать свои владения еще богаче.
Тем вечером мы сидели на открытой площадке под портиком, смотревшей прямо на обширные угодья Кадви. Вечер был мягким, и ужин подали отличный.
— Бывал на торфяниках? — спросил принц у Овейна.
— Никогда, — сказал Овейн.
Кадви хрюкнул. Я видел его на Высоком совете Утера, но сейчас мог хорошенько разглядеть этого человека, чьей обязанностью и честью было охранять Думнонию от набегов со стороны Кернова или из далекой Ирландии. Принц был низеньким, лысым человечком средних лет, крепко сбитым, с голубыми племенными отметинами на щеках, ногах и руках. Он носил одежду бриттов, но обожал свою римскую виллу с мощеными дорожками, колоннами и водопроводной водой, которая бежала по каменному желобу через весь внутренний двор прямо к портику, где образовывала небольшой пруд для мытья ног. Кадви, решил я, живет хорошей жизнью. У него богатые урожаи, его овцы шерстисты, а коровы тучны, его многочисленные жены веселы и счастливы. Саксы не угрожают его владениям. И все же ему явно этого было мало.
— На торфянике есть деньги, — хвастливо проговорил Кадви. Он был здорово пьян, его люди, сидевшие вокруг стола, тоже отяжелели от вина и еды. — Олово. И золото. Может быть. Но олова много.
Ужин кончился. Кадви раздал девушек-рабынь воинам, и теперь они с Овейном, оставшись наедине, просто болтали. Я сидел так тихо и неподвижно, что они меня, наверное, и не замечали.
— Хочешь олова? — спросил Кадви. — Олово хотят многие люди. Без олова нельзя сделать бронзу, и потому в Арморике, не говоря уж о наших землях, за него дают большую цену. — Он повел расслабленной рукой, словно охватывая всю Думнонию, потом рыгнул, удивленно потряс головой и попытался успокоить свой желудок добрым глотком вина. Затем нахмурился, явно стараясь припомнить, о чем говорил. — Олово, — наконец произнес он, вспомнив.
— Ну, расскажи мне о нем, — наклонился к принцу Овейн. Он косил взглядом на одного из своих людей, который раздел донага девушку-рабыню и лил ей на живот масло.
— Это не мое олово, — сказал Кадви.
— Значит, чье-то, — набычился Овейн. — Хочешь, спрошу у Ливеллина? Он умный пройдоха, когда дело касается денег и владений.
В этот момент весельчак, ливший на девушку масло, принялся с размаху шлепать ее по животу, и тяжелые желтые капли летели на хохочущих зрителей.