– Серега помог, сменщик твой бывший. Он до склада таксистом работал.
– Позвони ему. Может, еще кого посоветует.
Артур раздраженно махнул рукой.
– Серега все. Недоступен.
Артур вздохнул, положил мобильный на стол и вышел из комнаты. Его телефон отрывисто пискнул, принимая сообщение.
– Кто там? – недовольно крикнул Артур.
Я подошел. На экране светились три четверки.
– Не знаю, четверки какие-то.
Артур бросился обратно, схватил телефон, набрал номер:
– Да, да. Возникли трудности. Нужно…
Невидимый собеседник перебил, и я, хоть и не слышал, что он говорит, видел, как вытягивалось лицо Артура, бледнела кожа, и мелкие капли пота выступали на лбу.
– Понял. Принял, – коротко ответил он и нажал на отбой.
Затем быстро набрал чей-то номер.
– Привет, – сказал он, – прости, был не прав. Давай обсудим план…
Не знаю, сколько прошло времени, пока я стоял, прижимая руку к щеке. Артур, неподвижно лежавший на полу, шевельнулся, с трудом приподнявшись на локте, закашлялся. На его шее отчетливо горели синяки: багровые отпечатки пальцев. Он бессмысленно мотал головой, судорожно сглатывая слюну.
– Черт!
Кира вздрогнула:
– Вот ведь живучая тварь! Нужно торопиться. Мы должны закончить с ним до рассвета.
– Что? – не понял я. – Что закончить?
– Убить его.
Кира кивнула в сторону Артура.
– Но я не могу… Что я скажу утром?
– Кому?
– На работе.
– На какой работе? Ты до сих пор ничего не понял?
Кира наклонилась к моему лицу и тут же, коснувшись холодными губами лба, с силой оттолкнула. Боясь упасть, я схватился за темную лакированную крышку гроба.
Дерево под моими руками начало светлеть, растворяясь в темноте склада. Вместо коричневых стенок гроба я видел атласную ткань с бордовыми разводами от засохших пятен крови и себя с застывшим взглядом мертвых глаз.
В тот день мы изменили место съемки. Артур вытащил тяжелый чугунный крест во внутренний двор, воткнул его в землю, застелив площадку вокруг черным целлофаном. Стеллаж с ноутбуком поставил напротив.
– Последний день, – объяснил он, – клиент хочет нечто особенное.
Я знал, что сегодня к Кире присоединится другой актер. Артур все же сказал, отчего так долго отнекивалась Кира: она не хотела сниматься с кем-то еще. Но Артур умел уговаривать. Мне он приказал уйти.
– Нечего тебе тут делать, – заявил он, – во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь. Екклесиаст, глава первая, стих восемнадцать.
Я не настаивал. То, что должно было произойти, пугало меня.
– Она сама согласилась, – убеждал я кричащую совесть, – это последний день. Все кончится. Она получит деньги и не будет сюда ходить.
Стоя на улице, я понял, что в спешке забыл взять планшет. Ничто не отвлекало меня, заглушая тревожные мысли. Я думал о Кире, о последнем особенном заказе, и мне хотелось броситься обратно. Разбить ноутбук, ударить Артура, швырнуть ему ключи от склада, уйти и никогда больше не возвращаться.
Но я не стал этого делать. «Она знала, на что шла, – думал я, – она сама…»
Измученный мыслями, я пошел за планшетом. «Никто ее не заставляет, все по согласию, – словно заклинание, повторял я, – она сама. Она знала, на что…»
Человек в черном плаще с накинутым на голову капюшоном стоял ко мне спиной. Руки Киры были привязаны к разным сторонам креста, ноги стянуты вместе. Длинная белая рубашка насквозь пропиталась кровью. Распущенные волосы прикрывали обнаженную грудь и темные, незаживающие раны. В руках незнакомец держал траурную ленту, которую медленно затягивал на шее Киры. Та мотала головой, дергала связанными руками, пытаясь вырваться.
– Нет! – кричала она. – Нет! Нет!
Парализованный страхом, я смотрел, как человек в плаще медленно, с наслаждением затягивал ленту. Как багровело лицо Киры, наливаясь кровью, как сжимались в кулаки привязанные к кресту руки.
– Нет, – думал я, – нет, это неправда. Она хорошая актриса. Она притворяется.
Человек в плаще резко отпустил ленту, Кира закашлялась, тяжело дыша, дернулась, хватая ртом воздух.
Человек в плаще отступил. Порывшись в кармане, вынул нож. Крик ужаса и отчаяния хлыстом рассек ночной воздух и тут же оборвался, заглушенный ладонью в латексной перчатке. Тонкое лезвие ножа бесшумно вошло в шею по рукоятку.
Кира выгнулась в предсмертной попытке освободиться. На миг я поймал ее взгляд. Зрачки Киры расширились, она, словно пытаясь выплеснуть на меня всю невыносимую боль, дернулась вперед, но тут же обмякла. Предсмертная судорога свела тело, обозначив синие, вздувшиеся вены на белых фарфоровых руках.