Через полчаса мастерская была уже почти вымыта. Раиса Леонидовна стояла в проеме, дожидаясь, пока Гуля протрет последние метры, и придирчиво осматривала просторную – самую большую в квартире – комнату с огромными окнами. Бардак, как всегда, и ведь тут не наведешь порядок.
Она чуть двинулась назад, пропуская Гулю с тряпкой, и задела бедром папку с рисунками и набросками – старую, картонную, на завязках из тесемки. Илюша, как обычно, не положил вещь аккуратно, а бросил небрежно, как попало, и край папки остался на весу – его-то Раиса Леонидовна и зацепила. Папка хлопнулась на пол, хорошо, что не на сырой, а на уже высохший. Тесемки, видно, не были завязаны, потому что папка раскрылась, и рисунки разлетелись во все стороны.
Гуля охнула и бросилась на помощь, но Раиса Леонидовна остановила ее властным жестом. Не хватало еще мокрыми руками! Она проворно опустилась на колени, забыв про больную спину, и принялась поднимать с пола наброски. Конечно, сложить все в том порядке, в каком было, теперь не удастся, но никто ведь не лез в папку специально – никто не виноват, что она так криво лежала. Листки упали рисунками вниз. Раиса Леонидовна аккуратно собрала их и, раз уж все равно будет понятно, что папку открывали, взглянула на наброски.
Мастерская поплыла у нее перед глазами. С каждого рисунка ей в лицо смотрела бывшая таксистка Юля – то строго, то задорно, то по-детски беззаботно.
Гуля, почувствовав, что что-то не так, кинулась было на помощь, но Раиса Леонидовна снова ее остановила:
– Не надо, Гульбахор, все хорошо.
Она уложила наброски аккуратной стопочкой, затянула тесемки и брезгливо отодвинула папку по столу подальше от себя. За эти несколько мгновений Раиса Леонидовна успела рассмотреть лицо девушки лучше, чем за те два часа, что они ехали из дачного поселка под Истрой на Плющиху. Хищница, конечно, ничуть не лучше прежних, – но какие глаза, какие скулы!
Надо было действовать, и срочно.
На советы подруги она больше не надеялась. Может, пригласить девицу на кофе, спокойно побеседовать, все разузнать? Но что там узнавать – видно же: ни приличной семьи, ни образования, ничего. Нет, ноги ее в этой квартире не будет.
А вдруг она уже беременна – что тогда делать? Раиса Леонидовна отмахнулась от самых плохих мыслей и, закрыв за домработницей дверь, вышла на балкон. С четвертого этажа – а этажи в доме были высокими – открывалась веселая майская Москва, внизу бушевала зелень, с реки дул тихий ветерок, тянуло отцветающей сиренью. На улице выясняла отношения влюбленная парочка – слова до балкона не долетали, но Раиса Леонидовна видела, как мужчина попытался притянуть спутницу к себе, а та ловко выскользнула из его объятий, но не отстранилась, а лишь кокетливо взглянула на спутника.
Объятия. Спутник. Решение вдруг пришло само собой. Илюша, может быть, и не поверит плохим отзывам в интернете, хотя они не помешали бы. Но он поверит тому, что увидит собственными глазами.
Звонить племяннице с просьбой не хотелось, но других вариантов не было. Племянница Марина, дочка двоюродной сестры, много лет работала бригадиром киношной массовки, и Раиса Леонидовна помнила толстую исчерканную тетрадку, в которую Марина задолго до эры компьютеров и смартфонов записывала телефоны, возраст и типаж постоянных участников съемок.
– Ой, теть Рая, давайте только сразу – что вам надо? Без всяких там «как дела», «как мама» и «давно не виделись», – с ходу затараторила в трубку Марина.
Понятия о вежливости у нее, конечно, не было никакого – а еще с людьми работает! Зато Раиса Леонидовна твердо знала, что племянница никогда и никому не проболтается об этом разговоре.
– Мариночка, мне нужен кто-нибудь из твоих массовщиков, – выпалила она. – Мужчина. Лет тридцати-сорока, славянин, приятный, не болтливый. Скажем так… на разовую подработку. Хотя нет, наверное, одним разом не обойдется.
– Это еще зачем? – насторожилась племянница.
– Ничего незаконного. Просто семейный розыгрыш. Я ему заплачу, разумеется. И тебе – за посредничество. Заодно ему и актерское мастерство можно будет отточить.