– В тот момент вы были с другим сотрудником? – продолжал советник.
– Да. С младшим лейтенантом ЗОИ Лос-Анджелеса Теренсом Уиллоу.
– Он помогал вам в причинении вреда подозреваемому?
– Он ударил ее в лицо, чтобы отвлечь.
– Опишите характер причиненных травм.
– Поднявшись с третьего уровня на служебном лифте для арбайтеров, подозреваемая открыла непрерывный огонь из своего пистолета. Я бросилась на пол, чтобы увернуться, прямо перед ней, и затем… – Она закрыла глаза, стараясь получше припомнить и описать свои действия, как сломала женщине запястье и два пальца. Она терпеть не могла давать показания на месте, но это экономило массу времени при судебном рассмотрении.
Когда ее отпустили и перед визиокамерами встал Т Уиллоу, она прогулялась, осматриваясь, по дому, стараясь не мешать работе техников. Доминиум был чудом – даже более удивительным, чем ей представлялось. Здесь все казалось либо древним, либо сделанным руками человека. Она подозревала, что все это подлинное. Керамика, деревянная мебель ручной работы, нестандартная техника – все самое лучшее. Японский домашний диспетчер, управляющий по меньшей мере десятью узкоспециализированными французскими и украинскими арбайтерами, собравшимися, словно на военный смотр, в кухне первого этажа для проверки техниками ЗОИ. Вероятно, всех их незаконно переделали для наблюдения и охраны.
На минуту она держалась на первом уровне в комнате, где содержались восемь подозреваемых. Хорошо одетые комплексоидного вида граждане в возрасте от двадцати пяти до шестидесяти, ни в одном из них она не заподозрила бы потенциального радикала или человека с отклонениями. Все они стояли со связанными веревкой впереди руками, все в специальных наушниках ЗОИ Лос-Анджелеса для связи с выбранными ими адвокатами.
Муниципальный врач уже обработал раны той, кого задержала Мэри, и теперь она, побледневшая, с наноповязкой на руке, понуро сидела в офисном кресле слева от шеренги с угрюмыми лицами. Она единственная сидела. Женщина посмотрела на М Чой в дверях комнаты, но не признала ее. Мэри осмотрела семерых остальных, выискивая селекционеров, причастных к делу Пхунга. Полный ноль. Ни одного.
Мимо нее с извинениями протиснулся техник, прокладывающий еще одну потолочную дорожку.
С глубоким вздохом Мэри повернулась и поднялась по широкой лестнице на второй уровень. Она могла бы не принимать во всем этом участия; однако Рив оказал ей истинную любезность, позвав на этот рейд.
Смотритель прилегающей к Комплексу территории, высокий узколицый блондин, стоял с прокурором Комплекса. Оба кивнули ей, когда она проходила мимо. Оба были глубоко погружены в обсуждение судопроизводства и возможного резонанса. Она услышала, как смотритель заверяет муниципального прокурора Комплекса, что все разрешения были получены и что для всех действий, совершенных этим утром, имеются федеральные и местные судебные постановления.
Утро. В панорамное окно второго уровня, через проем между огромными внешними зеркалами Комплекса, она увидела северный краешек того, что походило на привлекательное утро. Солнце разгоняло туман. Симпатичный денек. Взяв себя в руки, она вошла в дверной проем цилиндрической комнаты без окон в центре второго уровня. Три муниципальных корректолога, опустившись на колени, занимались лежащими на койках жертвами с обручами на головах. Осматривая пациентов, они негромко переговаривались. Основная часть «адского венца», одна для всех троих, напоминала больничного арбайтера около метра высотой – три сложенных один на другой сфероида с соединяющим их с одной стороны гребнем и панелью управления, похожей на дистанционную клавиатуру. Один из корректологов держал сейчас эту панель, медленно возвращая жертвы в сознание. «Адский венец» был не одноразовым эспаньольским импортом; это была сделанная на заказ тонкая и сложная техника, возможно китайская. Способная в считаные минуты доставлять целые часы возмездия.
– Ему выставлен на пять минут самый высокий уровень. Пять минут, – сказала своей коллеге старший из корректологов, женщина лет пятидесяти. – Кто он такой?
– Главный маркетолог «Sky Private», – сказал другой. – Лон Джойс.
Мужчина застонал и попытался сесть, не открывая глаз. Его лицо было искажено страхом и болью. Корректолог взяла его за руку. Мэри вошла в комнату и встала в стороне, скрестив руки и покусывая нижнюю губу. Она чувствовала, что и ее лицо искажено – беспокойством и сочувствием к троице на койках.