Среди разорённых овощных грядок сидел зелёный Дракон и – без всяческого зазрения совести, громко хрумкая – жадно поедал крупную, ярко-жёлтую репу. Если бы Дракон был красно-бурый, тогда пришлось бы, позабыв обо всём на свете, улепётывать со всех ног. А зелёный – это ерунда ерундовая. Случайная ошибка природы, так сказать, не достойная серьёзного внимания…
Борх, отправив кинжал в ножны, нагнулся и, подобрав с земли подходящий булыжник, обратился к незваному гостю с краткой приветственной речью:
– Морда наглая и бесстыжая! Ты эту репу сажал? Ухаживал за ней? Поливал жарким летом? Пропалывал от сорняков? Молчишь, тварь здоровенная? Глазищами огромными хлопаешь непонимающе? А, ну-ка, пошёл вон отсюда!
Борх – практически без замаха – метнул в упитанный бок зелёного чудища увесистый камень. Попал, конечно же. В такого здоровяка, превосходящего по размерам пятерых взрослых бурых медведей (Демонов, понятное дело), вместе взятых, трудно было промазать.
Дракон, обиженно и жалобно хрюкнув, трусливо бросился наутёк.
– Прямо как весенний голодный заяц подпрыгивает, – усмехнулся Борх. – А длинным хвостом, гнида неуклюжая, всю капусту посшибал. Надо будет сюда мальчишек прислать. Пусть начинают сбор урожая, который ещё остался, да присматривают за полем…
Он развернулся и, тяжело опираясь на чёрное массивное копьё, выполнявшее в данном случае функцию посоха, зашагал обратно, по направлению к деревне. Дело было совсем не в зелёном Драконе, который и полноценным Демоном-то не являлся, а в древней ровенской мудрости, гласившей: – «Демоны обожают – шастать стаями…».
За очередным поворотом взору славянского вождя предстала крайне неприглядная и несимпатичная картинка: на округлом базальтовом валуне, беззаботно глядя в безоблачное небо, сидел Деян – самый сильный и ловкий воин племени, а в пяти-шести метрах от него огромный Большой Кот неторопливо терзал маленькую девочку.
– Не надо, дяденька, – давясь слезами, умоляла крохотная Лада. – Не надо. Пожалей ты меня. Больно же…
– Мяу! – облизнувшись, ответил Кот, после чего ловко откусил девчушке русоволосую голову.
Борх без промедлений, чуть прихрамывая на правую ногу, двинулся вперёд и, коротко размахнувшись, метнул копьё. Большой Кот, отчаянно взвыв, бросился в ближайшие кусты.
– Копьё, гадина кровавая, с собой уволок, – недовольно пробормотал Борх, подходя к базальтовому валуну. – Будем надеяться, что далеко не убежит и сдохнет где-нибудь поблизости…. А с тобой, Деян, что случилось? Отвечай, когда старшие спрашивают!
Кудрявый воин нехотя обернулся и, молча, посмотрел на вождя пустыми равнодушными глазами.
– Вот же, не было печали! – в очередной раз огорчился Борх. – На одного беспамятного варга стало больше. Чёрная полоса, мать её, пошла…
– Вождь! Сюда! – раздался звонкий голос. – Скорее!
На вершине дюны виднелась стройная женская фигурка.
– Иду! – откликнулся Борх и, аккуратно переступив через труп ребёнка, неуклюже заковылял по зыбучему песку.
За дюной открывался вид на морское побережье: между низкими серо-зелёными волнами, солидно переваливаясь с боку на бок, плыла – под косыми бежевыми парусами – двухмачтовая приземистая шняга.
– Бабочки припёрлись, – высморкавшись, пожаловалась Мирина.
– Бабочки, – подтвердил Борх и укоризненно посмотрел на небо. – За что мне всё это, всемогущие и мудрые Боги? Чем же я так согрешил перед вами? Чем прогневал? Пусть, уж, снега метут не два месяца, как принято, а все пять, лишь бы закончились все эти гадостные сюрпризы…
Глава первая Расставанье – маленькая смерть
Цветная, узорчатая, разлапистая, она без устали летала над ним, монотонно и усердно нарезая круги разных диаметров. Словно бы издеваясь, или же, к примеру, насмехаясь. Мол: – «Ну, что, вояка хренов? И на тебя – как видишь – нашлась управа? Кровушкой исходишь? Вот, и исходи…. Сдохни, морда откормленная!».
Большая такая бабочка, цветная, узорчатая и разлапистая. Ещё у неё в подкрылках наблюдались маленькие такие ракетки – типа «воздух-земля». А из яйцеобразной головы, упакованной в чёрный защитный шлем, во все стороны торчали – длинные и короткие – телескопические антенны.
Бабочка…
Игорь плавно, стараясь не спугнуть крылатую тварь, нажал на спусковой крючок…
«Лишь бы не промазать!», – пронеслась в пустой голове одинокая шальная мысль. – «Иначе всё, конец…».
Он не промазал. Он попадал всегда и везде – во всё и вся.
Цветные узорчатые лохмотья поплыли по комнате, неторопливо заворачиваясь в изысканные спирали. Обугленный трупик большой бабочки, планируя, плавно опустился на заплёванный пол заштатной средневековой харчевни. А над кровавым безобразием, что наблюдалось вокруг, легкомысленно запорхала другая бабочка – маленькая, светло-сиреневая, беззащитно-симпатичная…