— Я ее не виню, — ответила я. — Мне самой не по себе. Как подумаю, что надо будет туда идти...
Элана разглядывала свои ноги.
— Как ты думаешь, Дона права? — тихо спросила она.
— Насчет чего?
— Что кто-то пытается убить всех претенденток?
Я нервно поджала губы.
— Не знаю. Может быть.
Лицо Эланы окаменело. Когда ей бывало не по себе, она вдруг уходила в себя, словно дверь в душу захлопывала, улыбнувшись деланной «рекламной» улыбкой. Она потянулась, будто спросонок.
— Знаешь, с кем я пойду на выпускной? С Брюсом Чедвином.
Я поняла, что ей хочется сменить тему разговора. Я поддержала ее и ахнула как можно громче.
— С Брюсом? Он сам тебе предложил?
— Ага.
— Дона тебя убьет... — Запнувшись, я залилась краской. — То есть, я хотела сказать, Дона с ума сойдет.
— Я знаю. — Элана дернула плечиком. — Слушай, получается так, что я все время настраиваю девчонок против себя. Ну что я могу поделать? Он пригласил меня, а не ее. И потом, ее выбор от этого не оскудеет. Кстати о кавалерах...
— Отец Кевина так и не разрешил ему приехать в Шейдисайд. — Я поняла, что она хотела спросить. — Наверное, мне придется идти на выпускной со своим кузеном из Уэйнсбриджа. Обещал снизойти. Как тебе это нравится?! Ладно, это не самое страшное. А вот что мне делать с сегодняшней речью? Понимаешь, не могу выступать на публике...
Это была чистая правда. Я читала в одной статье, что некоторые люди боятся публичных выступлений больше смерти. Я, конечно, не из них, но волнуюсь дико.
Я психовала все утро. К счастью, все обошлось как нельзя лучше. Нам всем троим бурно аплодировали, а когда Элана в конце рассказала, почему мы решили продолжить конкурс, зал встал.
Сразу после школы я поехала домой. Мы быстро пообедали, и я собралась обратно: торопилась на репетицию. Каждый раз, когда я опускала декорацию капитанского дома, задник на полдороге заедало.
До премьеры оставалась всего неделя, и чувство юмора у Робби таяло на глазах. И мне вовсе не хотелось, чтобы он орал на меня при всех. А потому я и собиралась приехать на репетицию заранее и все приготовить и проверить до его прихода.
Когда я подъехала к школе, на стоянке осталось всего несколько машин. В коридорах было пусто и тихо, и только я бахнула входной дверью — сколько бы я ни входила, мне не удавалось придержать ее как следует.
Я глубоко вдохнула родные запахи: смесь мастики, пота, арахисового масла и прокисшего молока. Как здесь, в нашей старой доброй школе, могли случиться такие чудовищные вещи?
Я завернула за угол и чуть не налетела на мистера Сантуччи, подметавшего пол.
— Опять напугать меня хочешь, а? — укоризненно покачал он головой, даже не улыбнувшись.
В зале стояла почти кромешная тьма. Интересно, кому понадобилось опускать на окнах тяжелые плотные шторы? Разве что Сантуччи.
Я направилась к сцене по центральному проходу. Сегодня я уже совершала этот путь — когда выходила для произнесения речи. Только днем в зале было много света и шума, и он был битком набит.
Вдруг мне стало не по себе: я почувствовала, что тут еще кто-то есть.
Я поднялась на сцену. Занавес был закрыт, и я, скользя по нему рукой, на ощупь двинулась закулисы. Я шла очень медленно. Там ведь было на что налететь — реквизит, прожекторы, веревки всякие висят.
Если на меня тут кто и нападет, я, конечно, окажусь в выгодном положении: возьму и спрячусь в этих закулисных джунглях. Тут сам черт себе ногу сломит.
Я нашла осветительный щит, нащупала главный рубильник и дала свет. Я включала рубильники — лампы загорались одна за другой.
Прожекторы заливали сцену мягким цветным светом.
Я обернулась.
И издала истошный вопль.
Глава 18
Он эхом отдался по углам пустого зала. Я бросилась на сцену как одержимая.
Моим глазам предстала ужасная картина. Элана лежала лицом вниз, ее левая рука была неестественно вывернута. А пальцы правой были скрючены, будто она скребла ими по полу сцены. Вокруг темные брызги крови.
Я продолжала орать, не чуя себя. Дверь распахнулась, в зал всунулась голова мистера Сантуччи. В руках он сжимал швабру.
— Вызовите «скорую помощь»! — закричала я. Он уставился на меня в замешательстве. Я подбежала к краю сцены и повторила:
— «Скорую», сейчас же, немедленно! Он бросил швабру и побежал звонить.
Я все еще сидела на сцене, рядом с безжизненным телом Эланы, когда появились врачи и санитары. За ними следовали два офицера полиции.
Они бежали к сцене по главному проходу. Я даже слышала, как пищат их рации. Но я уже понимала — им незачем торопиться.
— О, Господи! — ахнула женщина в белом халате, первой подбежавшая к Элане.
— Что там случилось? — пробасил высокий рыжий полицейский Джексон, еще только поднимавшийся на сцену.
Два санитара осторожно повернули Элану на спину.
У меня перед глазами все поплыло.
Вместо лица у Эланы было кровавое месиво. Почти как в том моем страшном сне.
Санитар попытался нащупать пульс на ее шее. Побледнев, он поднял на нас многозначительный взгляд и горько покачал головой.
— Такое впечатление, что она упала с высоты, — произнесла женщина-полицейский, посмотрев под потолок.
Я узнала ее — это была Барнет.
— Вы были здесь? Вы видели, как это произошло? — спросила она, обращаясь ко мне.
— Нет.
Офицер Джексон задрал голову и показал на колосники.
— Она могла свалиться оттуда.
Барнет нагнулась и положила руку мне на плечо.
— Как ты думаешь, что она там, наверху, могла делать?
Я подняла глаза.
— Там есть малюсенькая подсобка, — объяснила я. — Поскольку на мне реквизит и декорации, я там бываю. Может, она... Может, она меня и искала.
Барнет полезла наверх, в подсобку. Я осталась внизу отвечать на вопросы полицейского.
Тело Эланы погрузили на носилки. Я не понимала, зачем надо везти ее в больницу. Потом до меня дошло, что так положено, даже если человек уже мертв.
— Нет, она не упала, — тихо сказала я. — Я совершенно уверена, что она вовсе не упала.
— У тебя есть доказательства? — спросил полицейский.
У меня не было никаких доказательств.
— Я это просто знаю, — тупо стояла я на своем.
И тут я кое-что заметила. В скрюченных пальцах правой руки, которой Элана будто скребла по полу, торчал клочок темно-бордовой ткани.
— Ты говоришь, она очень нервничала? — спросил Джексон.
— Ну конечно. Мы все взвинчены до предела, — ответила я. — И Дона взвинчена, и я как на иголках.
Отец обнял меня за плечи.
Мы сидели на нашем белом плюшевом диване. С одной стороны — отец, с другой — Дона. Офицер Джексон расположился напротив. Барнет вела протокол.
Перевалило за десять, расспросы длились уже больше часа. У меня даже появилось ощущение, что я всю весну общаюсь с полицией.
:— А тебе не показалось, что она нервничала даже больше обычного? — спросил Джексон.
Я громко вздохнула.
— Да! Да! — Я уже не старалась скрыть своего раздражения. — А как бы вы себя чувствовали? У меня, например, просто бессонница.
— Нас убивают одну за другой по очереди, — вмешалась Дона. — Это же ясно как день.
Дона уже посвятила полицию в свою теорию. Но офицер Джексон в очередной раз осадил ее строгим взглядом.
— Мы отрабатываем все версии, — отрезал он.
— Нет, вы не понимаете, — продолжила Дона. — Мы все так радовались, когда вышли в финал. А теперь оказалось, что мы все — кандидатки не в королевы, а в покойники! Как можно не видеть этого?