На этом собрании присутствовала женщина, мать герцога Бургундского. Решив, что пора и ей вставить своё веское слово, она резко поднялась с места.
— Все вы только и умеете, что молотить воздух языками. Нынче самое благоприятное время для выступления на Париж: король юн, власть трона слаба, армия в наших руках, поскольку значительная её часть — солдаты Шампани и Блуа. Вам, граф, — обратилась она к Тибо, — так как вы теперь с нами, полагаю, пришла пора перестать петь песни и сочинять мадригалы в честь дамы своего сердца. Вспомните, как ответила испанка на вашу любовь. Мало того что она откровенно смеялась над вами, она ещё велела закрыть ворота Реймса, чтобы не видеть вас на коронации. Хороша любовь, нечего сказать! А ведь вы уверяли всех, что испанка ценит вас как своего самого близкого друга и верного союзника. На деле это оказалось пустословием. Ей доставляло удовольствие, что вы валяетесь у её ног. Ещё бы, ей скоро сорок. Кому нужна такая перезрелая дыня?
— Замолчите, мадам, прошу вас! — побагровел Тибо.
— Пусть наслаждается обществом кардинала Сент-Анжа, — продолжала издеваться над поэтом Алиса де Вержи. — Ему уже под пятьдесят! Клянусь мощами святого Франциска — неплохой дуэт! А вам, такому могущественному и нестарому ещё сеньору, давно пора поменять безобразную черноволосую старуху на юную Афродиту с золотистыми волосами.
— Нет, матушка, отчего же, — неожиданно стал на защиту королевы-матери молодой Гуго. — Вы несправедливы. Королева Бланка Кастильская, на мой взгляд, очень хороша собой, и я одобряю выбор графа Шампанского. Будь я постарше, наверное, я тоже мог бы влюбиться…
— Что вы понимаете, Гуго! — прикрикнула на сына мать. — Вы ещё слишком юны, чтобы рассуждать о женщинах. Вам пока что не понять силы их привлекательности и степени их коварства.
Юноша обиженно отвернулся, поднял глаза на Тибо. Тот в ответ тонко и невесело улыбнулся.
— И не смейте защищать ту, которая обманула нас всех, взяв власть в свои руки, — прибавила герцогиня де Вержи.
Сын, не желая сдаваться, ответил:
— Может быть, как раз в этих руках королевство и сохранит былой авторитет и могущество?
Герцогиня захлопала глазами. Тут её всерьёз понесло:
— Эти руки ни на что не способны и никуда не годны. Она только и знает, что плодит мертвецов. Её родина — Кастилия. Что ей Франция! Она вынуждена была стать королевой. Кто может поручиться, что за спинами своих советников она не предаёт интересы королевства в угоду своей испанской родне или Святому престолу? Недаром она сразу же захватила власть. И не подослала ли она отравителя к своему мужу, чтобы избавиться от него и править самой? Об этом вы не подумали, Гуго? Испанцы злы, мстительны, властолюбивы, знайте об этом.
— Не пойму, отчего вы так ополчились на королевскую власть и на Бланку Кастильскую, — продолжал пожимать плечами сын. — Ведь, в сущности, она не сделала ни вам лично, ни нашему герцогству ничего плохого. Напротив, королевская власть даже и не пыталась никогда посягнуть на нашу территорию.
— Она сделала это применительно к семейству де Дрё, с которым мы в родстве. Надеюсь, вы не забыли, сын мой, что ваша невеста с недавнего времени — Иоланда де Дрё, дочь сира Роберта, владения которого корона неуклонно прибирает к своим рукам.
Гуго бросил сочувственный взгляд на графа Роберта и опустил голову.
— Можете ли вы с уверенностью сказать, — не унималась Алиса де Вержи, — что король Людовик Девятый, по достижении им совершеннолетия не предпримет наступательных действий в направлении Бургундии, как сделали это до него по отношению к другим землям его отец и дед?
Юноша молчал. Что он мог возразить матери? Она опытнее, дальновиднее и разобьёт его в любом споре. Он ещё недостаточно зрел, чтобы понять, где она права, а где нет.
— Не забывай к тому же, сын, что мы тоже Капетинги, — всё не успокаивалась мать. — Наш род ведёт своё начало от Роберта Благочестивого. Вот почему мы с тобой здесь.
Гуго тяжело вздохнул в ответ.
— Так что же, не пора ли собирать войско? — вопросительно оглядела герцогиня собравшихся. — Третий день уже мы сидим в Шиноне. Довольно! Не опередила бы нас испанка. Что, если она движется сюда, собираясь захватить нас врасплох и упрятать в своей проклятой Луврской тюрьме?
— Вряд ли это возможно, — махнул рукой Филипп Строптивый. — Откуда ей знать, где мы?
— Да и кто мог бы ей сказать о нашем собрании? — поддержал его Пьер Моклерк. — Ни среди нас, ни в нашем войске шпионов нет. Пусть себе наслаждается мгновениями власти, недолго уже ей осталось.