Так и вышло. Их взгляды встретились снова. На этот раз Бильжо не спешил отвести глаза. Случайно или нет вновь скрестились их взоры? Похоже, нет. Не смущаясь, Агнесса продолжала глядеть на него. Он опять сделал вид, что не понимает причину столь явного внимания к себе. Агнесса старалась прочесть по его лицу ответ на мучивший её вопрос, заметить на нём следы хоть малейшего смущения, но не увидела ничего. С таким же успехом она могла бы вопрошать гипсовое изваяние великого Александра, стоявшее в углу комнаты и молча взиравшее на неё из глубины веков.
Нужна была третья попытка. Человек, кто бы он ни был, два раза поймав на себе чей-то любопытный взгляд, да ещё и сопровождаемый улыбкой, не сможет не взглянуть в это сторону ещё раз. И Агнесса убедилась в этой аксиоме, снова увидев устремлённые на неё холодные глаза. Она недоумевала: хоть бы малейшая искра любопытства вспыхнула в них или дрогнул мускул лица! Ничего этого не было и в помине. Перед ней стоял истукан с лицом ничуть не живее вырезанного из дерева языческого божества.
Это вызвало у неё досаду и желание во что бы то ни стало добиться того, чтобы на лице этого деревянного идола появилась хотя бы слабая улыбка. Это дало бы ей пусть маленький, но всё же шанс на то, что следующая встреча с этим отлитым из бронзы Аргусом окажется теплее.
Такую цель она поставила перед собой и поэтому не торопилась в Провен. Бланка была только рада этому — у неё нашлась приятная собеседница среди окружавших её мужчин.
Что касается беседы с узником, то она (не без известного подарка со стороны правительства в виде двух замков) принесла желаемые плоды: Ферран Фламандский стал верным вассалом короны и никогда не изменял королю.
А Генрих III, как ни был этим раздосадован, всё же не посмел порвать торговый договор: Фландрия платила ему за шерсть золотом и серебром.
Глава 11. Агнесса де Боже хочет любить
Тибо, казалось, и вовсе забыл о Шампани и своём дворце в Провене, этом обиталище муз, в лице прекрасных дам, страстных любительниц и покровительниц певцов и поэтов. Его мысли были заняты дамой его сердца. Как только Бланка оставалась одна, он тотчас спешил к ней, дабы усладить её слух новыми признаниями в верности и любви, выражавшимися в стихотворной форме. Целыми днями Тибо только тем и занимался, что сочинял свои мадригалы, которые декламировал вдовствующей королеве.
Бланка, скрывая усталость, апатию, а порою и раздражение, молча, выдавливая из себя приветливую улыбку, слушала его. Нетрудно было понять эту женщину. Ей было уже далеко за тридцать — не тот возраст, чтобы с упоением внимать бесконечным и едва ли не однообразным песенкам, в каждой из которых молодой граф без устали восхвалял добродетели прекрасной дамы своих грёз. К тому же она недавно родила последнего ребёнка — сына Карла, будущего короля Сицилии и Неаполя, правление которого вызовет народное восстание, вошедшее в историю под названием «Сицилийской вечерни».
Тибо, безусловно, понимал, что становится чересчур назойливым, но ничего не мог поделать со своей любовью. Он обожал сидеть напротив Бланки, глядеть в её глаза и, держа её руки в своих, говорить ей о любви. Иногда, разумеется, он «переключался» и рассказывал весьма любопытные пикантные истории из жизни провенского двора, потом клял на чём свет стоит графов Бретонского и Булонского, а заодно с ними Лузиньяна, по выражению самого Тибо «ренегата без души и сердца». Это они заманили его, возведя поклёп на королеву-мать и обещая пост первого министра при новом правительстве. Но очень скоро разговоры о политике надоедали ему, и он вновь принимался терзать уши вдовствующей королеве своими любовными излияниями.
Присутствие супруги в королевском дворце явно не понравилось ему. Нахмурив брови, он сердито спросил её, какого чёрта она здесь делает. Уж не завела ли любовника? Что-то зачастила она в Париж.
— Зачастила? — искренне удивилась Агнесса. — С чего это вам взбрело в голову? Я и не помню, когда в последний раз была здесь.
— Ну так я напомню вам. С месяц тому назад, перед самым Шиноном, вас видели в королевском дворце.
— Меня? — разыграла удивление супруга. — Кто это вам сказал? Вероятно, произошла ошибка.
— На вашей лошади была попона с гербом Шампани.
Агнесса не подала виду, что испугалась, поймав себя на мысли о допущенной ею грубой оплошности.
— Ах да, действительно, — беспечно махнула она рукой, — я совсем забыла. А вы, оказывается, шпионили за мной?