— Они отбирают то, что я с таким трудом приобрела за собственное золото, и вы не сказали: «Нет!»? — кричала Бона. — Для вас важнее казна Короны, а не династии. Горько мне и стыдно! За них и за вас. Корыстолюбцы! Разбойники! Грабители! А почему же сами они не выкупили для Короны этих земель? Столько сделано мною, и за все мои труды я буду лищена всего, и вы, мой опекун, мой супруг, не промолвите слова в мою защиту? Санта Мадонна! Что же это за страна, где каждый завидует успеху другого, а ежели что-нибудь и предпримет, то лишь для того, дабы отнять чужую добычу? Никто не вступился за меня, кроме Кмиты. Почему? Потому что тому своего довольно. А ваша коронная казна испокон веков пуста, пуста!
Она выскочила из его покоев так стремительно, что он не успел произнести ни слова. А мог бы, будучи более осведомленным, напомнить, что столь восхваляемый ею Кмита воспользовался рокошем также и в своих интересах, сперва восстанавливая шляхту против Тарковского, а потом — чтоб угодить королеве, выступая за улаживание споров. Если быть точнее, он изменил ей, дабы позднее выглядеть ее спасителем. На Вавеле вполголоса поговаривали и о том, будто «Советы Каллимаха», сатиру на монаршую власть, распространяли среди бунтовщиков пьянчуги и приживалы из Виснича.
Королеве, однако, удобнее было не верить никаким придворным сплетням, она по-прежнему относила маршала к правящему государством триумвирату. Год спустя после рокоша ей удалось поставить на своем, и Гамрат со всем двором прибыл в столицу в качестве краковского епископа.
И теперь Бона могла вернуться к делам, которые уже давно занимали ее: к наследию Ягеллонов в Венгрии. Поскольку там были два властелина, один из них мог жениться на Изабелле.
Вести об этих устремлениях Боны, как видно, дошли и до Станьчика, проскользнувшего однажды в канцелярию Алифио. Тот корпел над какими-то бумагами и, не поворачивая головы, сказал:
— Не сейчас. Я очень занят.
— Чем? Обороной вавельского дракона на будущем сейме? Конечно, понимаю… Нелегка жизнь после рокоша, на котором шляхта носилась не с копьями, а с правами. Не щиты, а попираемые статуты и…
— Не отгадал, — прервал его Алифио. — Передо мной не речь в сейме, а всего лишь вирши…
— Вирши? Санта Мадонна! Ну, это слишком, ей-богу, слишком! Бургграфов в Кракове с десяток, а мыслит обо всем только один. Поистине канцлерская у вас голова.
— Не выношу льстецов, — осадил его канцлер. — Чего тебе надобно?
— Напиться у источника. Жажду…
— Когда-нибудь ты умрешь от болезни, название которой — любопытство, — пробормотал Алифио.
— В таком случае умоляю вылечить больного. Скажите, канцлер! Верно ли, что королева полюбила свадебные пиры? И хоть сетует, что один поляк ест за пятерых итальянцев, снова выписывает на свадьбу дочери южные фрукты и сладости?
— Верно. Ну и как, тебе полегчало?
— Полегчало, только голова побаливает да рот перекосило. Значит, это правда? Изабелла выходит за Заполню? Едет в Венгрию?
— Отгадал. Она будет королевой. Уже заказаны стихи по случаю обручения… Хочешь послушать?
— Ну и льстец! — скривился Станьчик. — Прекрасна? Благочестива? Я умолкаю. Стало быть, дочь Ягеллона на венгерском троне? Италийскому дракону не занимать фантазии! Ударом парирует удар. Понесла потери в «петушиной войне»? Ну что ж! Наверстает на новых альянсах. Загребает, что может, и прокладывает пути, где удастся. Только жаль, недооценивает Габсбургов. Спугнут ее велеречивую доченьку из Буды, быстро, быстро. Еще и это на меня свалилось! К королю бежать надобно! Предостеречь от сего супружества.
— Смотри, как бы сам не обжегся, — предупредил канцлер. — Король сыт речами королевы.
— Я подкину совет. Трезвый. Скажу: всемилостивый государь, зачем дочку за Заполню выдаешь? Да ведь любой домишко в Кракове надежней Буды. Дай его принцессе в приданое, чтоб было где поселиться, когда к нам вернется.
— Не скажешь так! Не посмеешь! — обеспокоился Алифио.
— Головой ручаюсь, что мыслите подобно. Но, коли у канцлера королевы смелости не хватает, короля должен предостеречь его шут. Вы и я — равно на службе.
— Подожди! — пытался задержать шута Алифио.
— Не могу, — крикнул Станьчик. — Хочу немедленно стать советником короля. У него их столько… С сегодняшнего дня на одного будет больше!
И выбежал из комнаты.
Торжественный въезд венгерских вельмож в Краков в середине января тридцать девятого года снова собрал на улицах толпы зевак. Они с любопытством глядели, как по городу проносятся сотни мадьярских всадников, напоминавших скорее архангелов, потому что к доспехам их были прикреплены огромные крылья из птичьих перьев. Остальную часть кавалькады Заполия велел нарядить в пестрые турецкие одеяния, словом, было на что поглядеть, хотя заключавшийся здесь брачный союз был пока что женитьбой per procura. От имени Сигизмунда Старого похвальную речь произнес подканцлер Самуэль Мацеёвский, после чего состоялся свадебный пир и большой турнир во дворе Вавельского замка. На этом турнире Сигизмунд Август, впервые выступив в своих золотых доспехах, сражался с Ильей Острожским и сдержал нелегкую победу, выбив из седла и слегка ранив литовского князя.