Это была похвала, но стоило Анне выйти за дверь, как она пробормотала с изумлением:
— Она — королева? Как? Почему?
В начале мая Барбаре было так плохо, что она все время задыхалась, ей не хватало воздуха. Король, скрывая отчаяние, обманывал жену надеждой на скорое выздоровление, утешал как умел.
— Я велел, моя дорогая, сделать экипаж такой просторный, чтобы на нем уместилось ваше ложе.
Если нужно будет, сломаем стены, разберем ворота и, как вы хотели когда-то, поедем в Неполомице.
— В лес? Как когда-то? О, там хорошо, — прошептала она. — Зелень, небо над головой… Здесь, в моей опочивальне, смертельный холод. А там, среди деревьев, обещаю вам: я поправлюсь, непременно…
— И сдержите обещание. Хотя бы ради меня. Впрочем… Вы ведь знаете. В мыслях вы, и только вы. Постоянно и неизменно.
— Хотя матушка ваша…
— К чему о ней говорить? — мягко возразил он. — Я думаю только о вас. Все остальное не в счет.
Вы моя жизнь и любовь. Моя Барбара.
— Вы никогда ее не любили? — спросила она через минуту.
— Может, когда-то прежде… Когда она мне во всем потворствовала. А теперь я в душе упрекаю ее за это. И — мне страшно об этом говорить — начинаю бояться.
— Вы были ее пленником…
— Я уже давным-давно от нее освободился. Кто-то другой взял меня в полон, держит крепко и, бог даст, никогда не отпустит, — говорил он, целуя ей руки.
— Никогда! Теперь я знаю, что мы всегда будем вместе. До самой смерти.
Она закрыла глаза, и король отошел, отворил окна, снова вернулся и, опустившись на колени, положил голову на край расшитой золотом подушки.
— Вы все время со мной? — спросила она, немного погодя.
— Да.
— Сколько дней?
— Не считал.
— И останетесь здесь? Надолго, на всю ночь?
— Всенепременно.
— Как хорошо, — отвечала она и добавила: — У меня есть одно желание.
— Какое? Я готов сделать все. Лишь бы вы захотели выздороветь.
— Я хочу, но только… у меня совсем нет сил. Мне трудно подняться, встать. Трудно поверить, что впереди — жизнь. Я желала бы, если умру…
— Только не это! — умолял он. — Вы не можете уйти, оставить меня одного.
— Не должна, не могу. Но если такова будет воля божья… и это случится… прошу вас, похороните меня не здесь, а в Вильне… Помните? Там мы были счастливы… — шептала она.
— Я сделаю то, о чем вы просите, но только это будет не сейчас. Когда-нибудь… Через много-много лет.
— Не верю. Говорите — когда-нибудь? А ведь все знахарки отказались от меня уже сейчас. Лекарь отводит взгляд…
— Завтра придет другой, — уверял он. — Многоопытный в своем искусстве.
— Но я уже не стану другой, — с грустью сказала она. — Господин мой, скажите, что — свечи еще горят?
— Да.
— Поцелуйте меня… Губы такие теплые, живые… Вы ведь никуда не уйдете? Будете со мной? — говорила она, судорожно схватив его за руку.
— Нет. Не бойтесь! Никого к вам не подпущу.
— Теперь я спокойна. Может, и усну. Хоть ненадолго… Но только…
— Да, дорогая?
— Если бы не этот холод, — пожаловалась она шепотом.
— Я сейчас обниму вас. Теперь лучше?
— Лучше, теперь вы ближе… Милый мой…
— Да, я здесь.
Минуту они молчали, а потом она сказала:
— Какие тяжелые руки… Закованы в железо?..
— В железо?
— Такие холодные…
— О боже! — прошептал король.
Но она по-прежнему повторяла все тише:
— Холодные… Такие холодные…
Открытые глаза ее стали неподвижными, голова клонилась набок. Жизнь покидала ее… Август наклонился над умирающей и сначала прошептал, а потом закричал во весь голос:
— Нет!.. Нет! Нет!
Внезапно он понял со всей отчетливостью, что это уже случилось. Провел рукой по ее лбу, губам, шее, а затем обнял ее ноги и, уронив лицо на еще не остывшее тело, зарыдал. Плечи у него содрогались, а из груди вырывался даже не стон, а скорее вой, как у волчицы, у которой отняли детенышей.
Десятого мая король устроил пышное прощание с милой своей супругой, а траурные торжества длились несколько недель. Барбара лежала в гробу в черном парчовом платье, поблескивая драгоценностями, торжественная, как и подобало королеве. На исхудавшем пальце сверкал драгоценный перстень, шею украшала золотая цепь. Десять дней кряду Август не отходил от гроба, выставленного на всеобщее обозрение в большой зале, и все вглядывался в портрет королевы, прислоненный к черному ящику с закрытой крышкой. Все уже знали, что он желает исполнить волю покойной и похоронить ее на родине, в далекой Вильне.