В Падуе Бона проследовала через триумфальную арку, выслушала приветствия епископов, ее чествовали купцы, огромная толпа студентов, возглавляемая ректором. Всех громче в честь королевы кричали польские студенты с красными перышками на беретах, некоторые изъявили даже желание сопровождать ее до Венеции. После двух дней отдыха Бона выехала из Падуи. Она и все ее придворные сняли с себя меха, кортеж преобразился, бархат и шелка радовали глаз. Это зрелище было таким непривычным, что крестьяне, бросив все свои дела, выбежали на дорогу, любовались королевским поездом, нарядным и красивым, дивились великому множеству повозок с сундуками.
Вильга получил приказ свернуть на дорогу, идущую на юг, и ехать со всем обозом прямо в Бари. В этом путешествии его сопровождал один из студентов Падуанского университета, который согласился быть переводчиком. а местная знать выделила для охраны и безопасности обоза вооруженный отряд. Вильга перестал хмуриться, страна была прекрасная, солнце пригревало изрядно, а италийское вино оказалось вкуснее меда и пива, — он и решил, не мудрствуя более, выполнять лишь то, что ему приказано. Сама Бона из Венеции до Бари решила добираться морем.
Венецианский дож принял королеву Польши с такими почестями, будто она все еще была правительницей Короны и Литвы. Изящные венецианские синьорины, представительницы древнейших родов, сопровождали ее в позолоченной гондоле до дворца маркграфа Феррары, там ей была предоставлена временная резиденция.
Пир, устроенный дожем в ее честь, был таким пышным и торжественным, что ничего подобного Бона уже давно не помнила. Она сидела на самом почетном месте между дожем и папским нунцием, напротив ее восседал посланник испанского короля. Ее удивило, что дож не назвал этого вельможу представителем императора, и только здесь она узнала, что во время ее длительного двухмесячного путешествия император Карл, «кроткий, словно агнец», как осторожно заметил дож, отправился в монастырь на покаяние, где намерен говеть и в предстоящие пасхальные празднества, в апреле. Что он задумал, пока никто сказать не может. Говорят, устал управлять своей обширной империей, где никогда не заходит солнце; а быть может, его утомило собственное величие? Месяц тому назад, когда Бона была в дороге, он отказался от императорского титула в пользу своего брата, римского короля Фердинанда, а Испанию вместе с Нидерландами, завоеванной частью Италии и колониями в Новом Свете передал своему сыну Филиппу.
Это известие омрачило Бону. Карла она знала и надеялась, что император, владеющий чуть ли не половиной Европы, не станет тягаться с ней из-за столь небольшого герцогства, как Бари и Россано.
Она была даже готова кое в чем пойти на уступки, подкупить его советников, но теперь, не зная намерений Филиппа, пребывала в растерянности. Одно было ясно: тот, у кого лишь титул испанского короля и кто не так всемогущ, как новый император Фердинанд, не так-то легко откажется от вассальной зависимости наследной герцогини Бари и, конечно же, от самого герцогства.
Тем не менее от ее внимания не ускользнуло, что во время ужина папский нунций ни разу не обратился к сидящему напротив него послу испанского короля Филиппа, он как бы вообще не замечал его. Позже, вернувшись в свою резиденцию и уже готовясь ко сну, она не вытерпела и ппиткаи тс себе Паппакоду, спросила, о чем он так оживленно беседовал со своим соседом. Что нового узнал?
— Многое, государыня. Благородный господин, с коим я разговаривал, — это граф Броккардо, он сопровождает посла испанского короля. Филипп послал их обоих в Венецию не только приветствовать вас на земле ваших предков, но и для того, чтобы попытаться склонить дожа заключить союз против папы Павла Четвертого.
— Он обезумел! — воскликнула Бона.
— Но не до такой степени, как его светлейший родитель. Филипп жаждет новых завоеваний и не намерен ни от чего отказываться.
— Стало быть, готовится к походу?
— Должно быть. Для войны ему нужны деньги на наемное войско и поддержка дожа. Этот испанский гранд весьма интересовался вашими повозками, теми, что свернули из Падуи прямо в Бари.
— Моими повозками? Из этого следует, что мое золото весьма пригодилось бы Филиппу?
— Должен заметить, вы очень точно угадали мысли некоторых особ.
— На его месте я именно так бы и подумала, но это не значит, что он легко получит то, чего так жаждет. А папский нунций? Значит, ты знаешь, почему он столь нарочито не замечал испанского посла?