Бона молча кивнула.
— Понимаю. Но сейчас мне необходима ясность. Что-то мне непонятно, в чем-то я сомневаюсь… и поэтому очень рассчитываю на вас… Я должна знать, смогу ли я содействовать разводу сына с его бесплодной женой? Смогу ли отсюда, из Италии, влиять на судьбы людей и государств? Поймите меня, ваше преосвященство, когда-то над моей головой гудел один колокол, но великий, королевский. На что я променяла великолепие дворца? На звон колокольчика в замковой часовне? На крохотное вассальное герцогство? На тихий залив под безоблачным небом? О да, я знаю, что сама хотела этого. Но разве я могла предположить, что мне ни к чему этот отдых? Что я должна, обязана, не могу не оставаться самой собою — Боной Сфорцей Арагонской?
— Ваше величество, осмелюсь заметить, — остановил ее епископ. — Бургграф Паппакода…
— Нет-нет! — перебила его Бона. — Никто, кроме вас, не должен знать, зачем вы едете в Неаполь.
Неужели епископ Бари не может выехать отсюда, когда и куда захочет? О нашем разговоре, ваше преосвященство, никому ни слова!
Епископ молча поклонился, и, хотя королеве показалось, что он ждет еще каких-то объяснений, она больше ничего не добавила к сказанному.
Увы, Виллани в дороге заболел и раньше времени вернулся в Бари. Он не выполнил порученной ему миссии, был нездоров, жаловался на сердце. Поэтому, когда несколько дней спустя Паппакода предложил королеве отправить Виллани в Россано — должен же кто-то присматривать за тамошним замком, — Бона всего лишь спросила:
— А ты сам не мог бы время от времени наведываться туда?
— Государыня, двум бургграфам здесь, в Бари, делать нечего. Разумеется, я готов туда поехать, только… Сможет ли Виллани после сердечного приступа следить за замком и казной?
— Ты хорошо знаешь, что Виллани ничего не знает о моей казне, не знает и условий соглашения с Броккардо. Ну ладно. Пусть едет в Россано. Только не вздумай обижать старика, намекнуть, что его отправили в изгнание, лишили титула. Мы с тобой знаем, что в Кракове было много бургграфов и мой Алифио был десятым.
— Очень хорошо помню, государыня, но Бари не Краков.
Бона бросила на него испытующий взгляд. Но Паппакода был невозмутим, спокоен, точен в своих ответах, ей даже думать не хотелось, что он просто желает избавиться от Виллани, завидует ему, как некогда завидовал Алифио. Действительно, с должностью казначея старику, конечно, не справиться.
Пусть поедет в Россано, отдохнет и заодно присмотрит за замком.
Бона с нетерпением ждала возвращения Муссо. Какие новости привезет он? Снова тянулись бесконечно однообразные и тоскливые дни. Наконец приехал Муссо и послал к ней нарочного с вестью, что после полудня прибудет в замок. Отправив всех придворных, Бона осталась с епископом наедине.
— Наконец-то! Я дождаться вас не могла, ваше преосвященство! Какие новости? Надеюсь, наместник отдал богу душу?! Я скоро буду регентшей Неаполя?
Епископ беспомощно развел руками.
— Увы, государыня, добрых вестей я вам не привез. Наместник действительно болел, сломал ногу и какое-то время не выходил из своих покоев. И это все.
— Не понимаю. А сейчас?
— Здоров, деятелен, устраивает балы, принимает гостей. Я был у него на одном из торжественных ужинов.
— Ничего не могу понять… Паппакода говорил, что он при смерти.
— Возможно, его обманули?
— Значит… О моем регентстве не может быть и речи?
— Весьма сожалею, но это невозможно. Наместник в расцвете сил, молод, здоров.
— Санта Мадонна! Но ведь Паппакода и граф Броккардо уверяли меня… — У нее перехватило горло, голос стал хриплым, резким. — Только поэтому я согласилась одолжить Филиппу свое золото…
— Мне больно сообщать вам столь печальные новости, однако…
— А Караффа? — нетерпеливо прервала она епископа. — Получил ли он от папы согласие на расторжение брака?..
— Обстоятельства несколько иные, — продолжал, еще более смешавшись, Муссо. — Кардинал когда-то сам стремился заполучить Бари…
— Знаю! Но я еще жива! Жива! — выкрикивала, задыхаясь, Бона.
— Да-да, и ваше возвращение сюда для него весьма некстати. Но он не отказался от своих намерений. Караффа рассчитывает, что позже…
— А если у Августа родится сын и я ему передам права на Бари и Россано?
Не желая унизиться до лжи, епископ не скрывал правду о кардинале, своем покровителе.
— Сын? От кого? Катерина родит сына?
— Нет! Нет! — закричала Бона, стуча тростью. Но епископ считал своим долгом сказать ей все: