— Ежели будет поручителем, может сыграть при юном властелине такую же роль, как и его брат Георг при Людвике. Роль воспитателя. Наставника. Советника…
— Это взбесит Бону и обрадует скорее Гогенцоллернов, нежели шляхту.
— Полагаю также, — продолжал, подумав немного, Шидловецкий, — что коронационный сейм мог бы принять и новые соглашения. И именно теперь, сразу же. Послы так возмущены, что наверняка проголосуют за все, что им ни подсунут, лишь бы насолить королеве.
— Соглашения, говорите, а какие, к примеру?
— О запрете нарушения прав. На будущее. Царица-мать небесная! — сокрушался канцлер. — Выборы при живом государе! Но чтоб в первый и последний раз! Такое повториться не может.
Отныне элекционный сейм — только после смерти монарха.
— Вы мыслите, это успокоит сенаторов? И послов? — усомнился Тарновский.
— Стоит, однако, выразить неудовольствие самоуправством королевы. Ну, а если она родит еще одного сына? Вырастит, а потом также возведет на трон?
— Так же, как и Августа? — удивился гетман.
— А почему бы и нет? И тогда ее правлению не будет конца. Нет, нет! Выборы только после смерти государя, — завершил свои выводы уже совсем тихо канцлер, хотя никто его и не подслушивал.
— Такое соглашение было бы бальзамом на раны, — заметил Тарновский.
— Кровоточащие, милостивый гетман. И весьма…
Но, поскольку снова послышались виваты, он также поднял свой бокал.
Однако же и сама королева была чем-то раздосадована и сразу же после концерта и танцев, завершивших торжество коронации, велела просить в свою залу Сигизмунда Августа. Он вошел в сопровождении маршала Вольского и канцлера королевы Алифио, в пурпурной мантии, с короной на голове, похожий на маленького божка. А поскольку хорошо еще слышен был разносившийся по всему Кракову громкий колокольный звон, Бона сказала:
— Звонят колокола. Ты слышишь? С нынешнего утра все переменилось. Ты теперь король, помазанник. Заглядывать к сестрицам в покои, в девичью да играть с пажами тебе теперь не пристало. Ты понимаешь?
Он ответил серьезно, с большим достоинством:
— Да. У меня есть великокняжеский колпак, корона, меч и скипетр. И я буду, как отец, как король, восседать на троне?
Бона заколебалась, не сразу ответив на столь трудный вопрос.
— Ты должен брать пример с государя, следовать его осанке, манере кланяться, его королевским жестам…
— И держать совет с гетманом? Ходить в походы?
— Нет! Еще не время.
— Учиться управлять? У канцлера Шидловецкого? Томицкого?
Она почувствовала невольное раздражение.
— Нет! И еще раз нет! С чего это пришло тебе в голову? Неожиданно он выпрямился, высоко подняв голову.
— Я — король!
— Ты еще никто, понимаешь? — вспыхнула Бона. — Ты маленький мальчик. Понимаешь?
ВатЫпо! ВатЫпо!
Он скривился, нахмурив лоб.
— Все должно было измениться. А между тем…
Бона не смогла удержаться от охватившего ее гнева.
— Не гримасничай! Терпеть этого не могу! Будущему королю надлежит еще долгая эдукация. Ею займется маршал Вольский и мой соотечественник Секулюс. Да еще… Турниры, псарня и охота… — добавила она мягче.
— А лошади? — спросил Август оживившись, глаза у него заблестели.
— Лошади, да! Только смотри! Иногда они могут сбросить седока, могут и понести… А ты — единственный наследник трона.
— Уже не наследник. Король, — поправил он.
— Ваз1а! Король? Король по нашей милости! По моей воле! — разъярилась она. — Изволь об этом помнить. А сейчас… Ваше королевское величество можете уйти. Аудиенция окончена.
Август поклонился и вышел с обоими сановниками, однако за дверью не выдержал и сказал Алифио:
— Не понимаю. Ведь это я должен теперь давать аудиенции? Да или нет?
Алифио почтительно наклонил голову, но ответил уклончиво:
— Собственно, да. Хотя, скорее… нет. Сигизмунд Август пожал плечами и вздохнул:
— Санта Мадонна!
Он не ведал, что всего лишь повторяет запомнившиеся ему с детства слова матери и что она в это время в своей опочивальне, сорвав драгоценное ожерелье и бросив его Марине, повторяет их в исступлении, с негодованием и злостью:
— Санта Мадонна! Еще и это! Щенок показывает зубы! К чему ему уроки Тарновского, Томицкого? Чтобы научиться повелевать? К чему военные стычки? Чтобы вырасти коронованным героем? О чем он мечтает? Уж не думает ли он столкнуть с трона… меня? О боже! Что за амбиции!