Селеста Райли
Королева Братвы и ее короли
1
ЛАНА
— Клянусь, если этот парень нас надует, я лично запихну его в его же груз, — бормочу я, опустив стекло, чтобы выплюнуть жвачку. Горизонт Лос-Анджелеса вырисовывается в ночи, как чудовище, освещенное и готовое проглотить душу целиком. Мои очки Ray-Ban бессмысленны в этот час, но они как броня. Без доспехов в бой не пойдешь.
Григорий рядом со мной — мужчина-гора с кулаками, которые расскажут больше историй, чем вся моя коллекция шрамов. Роман снаружи, руководит цирком, пока наши ребята, грузят ящики, не совсем заполненные секретным рецептом печенья вашей бабушки. Ночь наполнена напряжением, и даже воздух кажется недобрым.
Мы подъезжаем к докам — месту, где пахнет солью, грехом и немного отчаянием. Идеально для сделки во вторник вечером. Контрабандист уже ждет, на его лице нарисована самодовольная улыбка, словно он только что выиграл в лотерею. У него такой взгляд, который говорит о том, что он считает себя самым умным в комнате. Спойлер: это не так.
Он подходит ко мне, протягивает руку, как будто мы не в грязном доке, а на каком-то шикарном торжестве. Григорий делает шаг передо мной — живой, дышащий знак "Посторонним вход воспрещен". Рука контрабандиста повисает в воздухе, и я не могу удержаться от ухмылки.
— Давай обойдемся без любезностей, — говорю я, обходя Григория. — У тебя есть что-то для меня?
Он кивает, указывая на контейнер без надписей. Все это очень похоже на плащ и кинжал, или, в нашем случае, кокс и развязность. Мы подходим, и он начинает сыпать заверениями о качестве и осторожности. Я отмалчиваюсь, сканируя взглядом окрестности. Доверие — роскошь в этом бизнесе, а я больше склонна к бюджетным покупкам.
— Здесь все? — Спрашиваю я. Это не просто дружеский вопрос.
Один из моей команды, парень, которого мы все называем Твитчем из-за его нервного тика, выходит вперед с планшетом. Он дотошен, и эта черта не раз спасала наши задницы. Он начинает считать, отмечая цифры себе под нос, переходя от ящика к ящику с натренированным взглядом. Контрабандист наблюдает за Твичем, пытаясь скрыть свою нервозность ухмылкой, которая больше похожа на гримасу.
— Все учтено, уверяю вас.
Но когда Твитч заканчивает, он подходит к нему, покачивая головой.
— Не хватает, — пробормотал он достаточно громко, чтобы контрабандист услышал.
— Похоже, ты пытаешься нас обмануть, — говорю я, мой голос спокоен, но холоден. В глазах контрабандиста мелькает паника, затем вызов.
— Я… Должно быть, это какая-то ошибка, — заикается он, но уверенность исчезла из его голоса.
— Никакой ошибки, — огрызаюсь я, подходя ближе. — И поскольку ты не выполнил обещанного, мы корректируем оплату.
Лицо контрабандиста опускается, реальность его положения становится мучительно ясной.
— Но я…
— Никаких "но". Тебе повезло, что мы вообще платим.
Я подаю сигнал одному из своих людей, и тот выходит вперед с кейсом. Я открываю его, достаю пачку банкнот, а затем, с нарочитой медлительностью, вынимаю еще несколько, следя за тем, чтобы контрабандист видел каждое движение. Посыл ясен: мы здесь контролируем ситуацию.
Кейс со щелчком закрывается, звук отдается эхом во внезапно наступившей тишине. В этот момент он выходит из себя и сплевывает мне под ноги — отчаянный поступок отчаявшегося человека.
— Ты думаешь, что ты такая умная, со своими политиками в заднем кармане. Я могу вычеркнуть тебя из жизни, заставить вернуться к шлюхам, где тебе самое место!
В тот момент, когда его слюна попадает на землю, Григорий выхватывает пистолет, гладкий, как шелк, но холодный, как лед, и шагает передо мной, как молчаливый гигант, без слов говорящий всем, что здесь они остановятся. Никто не станет связываться с его подопечной — только не при нем.
Я встречаюсь взглядом с контрабандистом, мое сердце колотится, но голос тверд.
— У ебя есть ровно один шанс извиниться. — Мое лицо в нескольких дюймах от его лица, достаточно близко, чтобы чувствовать его неровное дыхание. — Опустись и вылижи мои сапоги, как собака, которой ты и являешься.
Он ухмыляется, и этот мерзкий звук скребет мои нервы.
— Сучка, ты думаешь, что можешь…
Его слова обрываются бульканьем, когда мой нож находит пристанище в его кишках. Я уже двигаюсь, уклоняясь от его жалкой попытки ударить меня, и моя нога соприкасается с его коленом, отправляя его на землю.
Пистолет Григория не дрогнул, но его взгляд переместился на упавшего контрабандиста, давая понять, что если он попытается что-то сделать, то его ход будет следующим. Люди контрабандиста неподвижны, как статуи, никто не решается нарушить тишину, нависшую, как гильотина.